Поединок чести

Но тут Дитмар вспомнил, что София наверняка недавно узнала о смерти отца. Он закусил губу. Может, пока лучше к ней не приближаться? Или же стоит поговорить с ней? Сказать ей, что он не убивал Роланда Орнемюнде, потому что… Но поймет ли она, что ради нее он хотел пощадить его? Или же она сочтет это проявлением слабости, как многие рыцари? Дитмар знал, что его авторитет среди рыцарей пострадал из-за его нерешительности и что друзья защищали его, всегда подбирая осторожные выражения при описании его поединка с Роландом. К примеру, Рюдигер всегда говорил, что Дитмар победил рыцаря, что, разумеется, не было неправдой. Но это подразумевало, что Роланд погиб от руки Дитмара. София также этому поверит. Она…

Мысли Дитмара лихорадочно кружились, в то время как София, плотно закутавшись в накидку, пробиралась между рядами рыцарей. Она не могла узнать Дитмара — его забрало было опущено, — но, конечно же, она узнала бы герб Лауэнштайна, если бы внимательней присмотрелась к щиту рыцаря. Однако София этого не сделала. Она ни с кем не любезничала, как другие девочки, а решительно подошла к юному темноволосому рыцарю, который беседовал с командующим недалеко от Дитмара.

— Господин Фламберт…

При звуке ее голоса все внутри Дитмара затрепетало. Он узнал бы этот голос из тысяч других. Но, похоже, он так же действовал и на другого рыцаря, потому что тот тут же забыл о графе де Фуа. Граф изумленно взглянул на своего подчиненного, который только что докладывал об обстановке, однако теперь не мог отвести глаз от девушки.

— Моя госпожа! Как я желал услышать хоть слово от вас, как согревает меня звук вашего голоса! Он наполняет меня огнем, который сожжет тех, кто собирается захватить город.

Дитмар не видел лица Софии, но знал, что она покраснела и при этом засияла ее светлая кожа.

— Не говорите так, мой рыцарь, — мягко произнесла она. — Я хотела бы, чтобы не было огня, в котором кто-то горел бы. И я не хотела бы видеть в вас пылкого воина за свою веру. Лучше я буду думать о песнях, которые вы подарили мне, и спокойствии, которое снисходит на меня, когда я сижу рядом с вами.

Руки Дитмара сжали поводья лошади. Господи, это была правда! Она называла этого рыцаря своим, она любезно беседовала с ним… Возможно, она поцелует его…

У Дитмара возникло ощущение, словно внутри него что-то умерло, и в то же время он почувствовал непреодолимое желание вернуть это к жизни, бороться, если будет необходимо. Но вызывать этого рыцаря на поединок не имело смысла, ведь на его совести уже была смерть ее отца.

— А как насчет поцелуя, госпожа? — Эти слова Фламберта лишь усугубили ситуацию. — Не благословите ли вы меня им перед боем?

София попыталась одновременно кивнуть и помотать головой. Дитмар помнил этот жест. Девушка боролась с собой. Потому ли, что она не была уверена в своей любви, или же она просто не хотела показывать свою симпатию на людях?

— Я обещала подарить вам свой знак, господин Фламберт, — сказала София, не ответив на просьбу рыцаря. — Новый знак… — Она достала ленту из выреза платья, и Дитмар увидел ее тонкую белоснежную шею. Он хотел бы увидеть там медальон, который он когда-то подарил ей, но его не было на шее Софии.

— Вот. — Она протянула рыцарю шелковую ленту, и Дитмар с болью подумал о той ленте, которую он на протяжении многих лет носил у сердца. Она не должна была награждать ею другого, она…

Дитмар попытался взять себя в руки. Под знаками его первой дамы сердца, мадам де Марикур, десятки рыцарей отправлялись в бой.

Фламберт взял в руки ленту и с благоговением поднес ее к губам. София отступила на шаг.

— Я… Я желаю вам удачи, господин Фламберт, — прошептала она.

Когда София развернулась, Дитмар подумал, что теперь она должна заметить его знамя, но девушка, ничего не замечая, снова пробралась через толпу мужчин и стала подниматься по ступеням. Дитмар, равно как и Фламберт, смотрели ей вслед, как на исчезающий призрак.

— Вы сможете теперь возглавлять отряд, господин Фламберт, или же вы собираетесь парить над нами на крыльях любви? — язвительно спросил граф де Фуа. — Вы знаете, что не сможете заполучить эту девушку, — она не исповедует вашу веру.

Фламберт обратил горящий взор на командующего.

— Но если она действительно любит меня… — тихо произнес он.

Граф вздохнул.

— Сражайтесь мужественно, господин Фламберт! — сказал он перед тем, как опустить забрало. — Я бы попросил господ, которые уже в седлах, присоединиться к господину де Монтальбану. Мы будем наступать фронтально и выедем на равнину, в то время как пешие отряды заблокируют ворота. Не позволяйте им загнать вас в город, на узких улицах невозможно сражаться на лошади.