Поединок крысы с мечтой

Московский фантаст Евгений Гуляковский одним из первых принял участие в спасении ретро-детектива. Вместо того чтобы написать выгодную во всех отношениях «космическую оперу» с нормальным героем-бластероносцем (судя по начальным главам, такие идеи поначалу у фантаста были), писатель доблестно приступил к реанимации контрразведывательного призрака-опера. Оставив за кадром объяснение причин иррациональной несовместимости звездной расы хитиново-чешуйчатых уродцев с гордым видом хомо сапиенс, писатель вынудил инопланетян устраивать землянам разнообразные гадости (как то: похищения людей и летательных аппаратов, перевербовка, покушения, порча погоды и пр.). Ожесточение пришельцев тоже можно понять. В отличие от положительных землян, награжденных автором сплошь приличными – хотя и несколько однообразными – фамилиями (Райков, Гравов, Ридов, Кленов, Картов), инопланетяне удостоились от автора даже не фамилий, а каких-то безумных кличек (Гагаяг, Велаяг, Аратупет и т. д.), и затаили обиду. К счастью, космодетектив не позволил посланцам иных миров творить зло в полную силу. Чешуйчатые мерзавцы, обладая почти сверхъестественными способностями (в частности, умением проходить сквозь скалы, путешествовать со скоростью света и стирать любого в порошок), по воле писателя в самые ответственные моменты забывали свои хитрости и возвращались к методике Борджиа. Вместо того чтобы поразить земного начальника Райкова икс-лучами или вывернуть его наизнанку асимметризатором, пришельцы тайком опрыскивали на даче Райкова куст можжевельника ядом – в надежде, что тот оцарапает пальчик. Понятно, что герой с легкостью обезвреживал кустик-убийцу, демонстрируя умственное превосходство над агрессивным гагаягом.

Евгений Гуляковский бережно перенес в свой новый роман максимально возможное количество типичных образов и ситуаций из реанимированного жанра. Разведывательная деятельность земного ГРУ далеко за пределами Земли и космическая экспансия в те же пределы объяснялись невозможностью хитиновых недоумков строить справедливое общество: «Этот извращенный, полный злобы и боли мир не имел права на существование». Подразумевалось, что Ридов, Кленов и Картов, разрушив очередной мир насилья, посеют среди обломков разумное, доброе, вечное. На протяжении всей книги инопланетяне стремились перевербовать бравого Гравова. Что только ни делали с отважным юношей! Меняли ему имя и профессию, зашвыривали в чужие звездные системы, дважды превращали в каких-то мерзких тварей, знакомили с женщиной-вампиром, гипнотизировали, облучали, просто били по физиономии тяжелыми предметами – и все впустую. Мужественный юноша не выдал инопланетным извергам нашей военной тайны. Тем паче что никакой тайны он и не знал. Более того: к финалу произведения он даже собственное имя знал уже нетвердо, с одинаковой готовностью откликаясь и на Степана, и на Романа.

Последнее обстоятельство объясняется не столько амнезией (которой наш герой время от времени подвергался), сколько композицией. Нетрудно заметить, что автор создал шестисотстраничную эпопею как минимум из трех своих ранних повестей, имеющих разных героев, разные фабулы и одинаково только вялых. Не исключено, что писатель не потрудился хорошенько свести концы с концами намеренно: множественная нестыковка обитаемых частей романа и предопределила крах инопланетных агрессоров. Запутавшись в извивах трех разных сюжетов, чужеземные дейвы (они же крейги, они же аристархи, они же идолища поганые) окончательно потеряли ориентировку и, бестолково шевеля щупальцами, отлетели на отдаленную звезду.

Что же касается недовербованного Ромы-Степы, то он на последних страницах благополучно воссоединился с героиней. Не беда, что и героиня к концу книги дважды успела сменить внешность и паспортные данные. Дело, согласитесь, совсем не в именах. Главное, чтобы граница была на замке.

1994

Вилли-завоеватель

Вилли Конн. Герой Бродвея. СПб.: Литера

«Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, – голова твоя белого цвета. Между тем ты всегда вверх ногами стоишь...»

Прервем, однако, цитату из классика и не станем поминать всуе седовласого папу-йога. К этой истории многочисленные Вильямы и даже Вильгельмы совершенно не причастны. Автор книги «Герой Бродвея» – такой же Вилли, как я – архиепископ Кентерберийский. Он проживает в России, в городе Петербурге (автор, понятно, а не архиепископ). Он сроду не был ни поэтом, ни каскадером, ни автогонщиком (аннотация в книге нагло лжет). Его родной язык – русский. Рисунки небоскребов на обложке – откровенное надувательство. О качестве текстов скажем ниже, но и так легко догадаться, что перед нами типичный Джим Доллар без девяноста девяти центов.

Впрочем, рекламные трюки, рассчитанные на граждан с пониженным ай-кью, не имеют значения. Гирляндами разноцветной дешевой туфты украшены два неоспоримых факта: многомиллионные тиражи и фантастическая популярность опусов Вилли (будем все-таки называть его так). Это действительно было, причем всего несколько лет назад.