Дело в том, что лишь в наших произведениях любая победа добра над злом не дается в руки просто. Чтобы достичь успеха, необходимо хорошенько напрячься. Потому все порядочные персонажи Исаева (люди, машины и даже отдельные рабочие органы тех и других) добросовестно напрягаются все четыре сотни страниц романа. Писателю мало просто написать «Стас с Грегом внутренне напряглись», он еще и анализирует этот процесс по отдельным фазам. Итак, «лихорадочное напряжение чрезвычайной ситуации» возникает не сразу. Сначала «в отсеке повисает напряженное молчание». Затем следует глазная стадия: «Грег напряженно шарил глазами», «глаза, как по команде, напряженно повернулись к старшему», «Грег от напряжения сузил глаза», «а перед глазами от всего перенапряжения порой начинали плавать темные круги». И вот уже «от напряжения скрипят и трещат несущие конструкции», и «экипаж... напряженно ждет решающей минуты», и системы дальнего прослушивания «напряженно ловят и записывают голоса». Пиковая точка – когда «цифры на всех датчиках напряженно замерли». Еще мгновение – и все погибнут. Но как только положительный герой «неожиданно для такого напряженного момента подмигнул» – все уже могут расслабляться: хеппи-энд. Зубастые и белоглазые враги с Урана повержены. Заговор сорван. Отбой.
Роман Игоря Исаева «Звездная цитадель» представляет собой явление этапное в отечественной НФ. Автору удалось доказать на практике, что в наших условиях космическая опера может отличаться от оперы мыльной лишь тем, чем космос отличается от хозяйственного мыла. То есть практически ничем.
Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!»
О судьбах человечества хорошо думается в некотором отдалении от самого человечества. На орбитальной станции, например. Именно там и пребывает Андрей Крыльцов (он же – космический монах Филофей), главный герой нового научно-фантастического романа Чингиза Айтматова. Вращаясь на орбите среди миров в мерцании светил, означенный Филофей делает открытие: человеческие эмбрионы, оказывается, обладают свободой воли и даром предвидения. Беда лишь в том, что в обычных (земных) условиях люди и понятия не имеют о пожеланиях зародыша. И потому женщины рожают будущих граждан Земли, не спрашивая у них согласия на это. Филофей решает ликвидировать историческую несправедливость и подарить находящимся в утробе младенцам толику гражданских свобод. Для чего облучает планету из космоса некими «зондаж-лучами» (безвредными для здоровья, подчеркивает писатель). Отныне эмбрион может объявить urbi et orbi о своем нежелании появляться на свет – объявить с помощью пятнышка, возникающего на лбу будущей матери на ранней стадии беременности... Обо всем этом бывший гражданин СССР, бывший гражданин России, а ныне космополит (в буквальном смысле слова) Андрей-Филофей сообщает землянам. С орбиты по телефону – и прямо в редакцию американской газеты «Трибюн». (Почему такая честь оказана именно «Трибюн», а, например, не «Московскому комсомольцу» или «Книжному обозрению», автор не уточняет.) Конкретный адресат послания – Папа Римский Иоанн Павел II, однако о реакции Ватикана на письмо из космоса в романе, по существу, ничего не сказано. Зато много говорится о реакции всех прочих землян. Выясняется, что гуманную инициативу Филофея-Андрея поддерживает только горсточка честных интеллектуалов во главе с футурологом Робертом Борком. Остальное население планеты (американские правые, российские левые, а также израильские сионисты, китайские коммунисты, феминистки, феминисты и т. д.) хором шлет проклятие космическому гуманисту. Футуролога Борка толпа линчует в прямом эфире. Поняв, что человечество еще не созрело, Филофей с горечью прекращает свои альтруистические опыты и тут же, не сходя с орбиты, кончает жизнь самоубийством. В эпилоге читателям предлагаются некоторые факты из биографии А. Крыльцова. Оказывается, когда-то он работал в секретной евгенической лаборатории КГБ, а потому имел веские причины удалиться в космическое отшельничество и замаливать былые грехи. Истина о том, что самые лучшие праведники получаются из раскаявшихся грешников, в очередной раз наглядно подтверждена.
На этом стостраничное произведение благополучно заканчивается, и я заранее прошу извинения за некоторую ироничность тона при пересказе фабулы.
Поскольку сам роман дает основание поговорить о вещах вполне серьезных и даже печальных.