Поединок крысы с мечтой

Вообще говоря, в анекдотах той поры Штирлиц был едва ли не эквивалентен Брежневу и прочим деятелям такого же ранга: это был «типичный представитель» разряда самодовольных болванов, поставленных Системой на тот или иной высокий пост в существующей иерархии и исправно проваливающих дело «на всех участках, куда бы его ни послала партия». Маразматик-генсек, требующий от космонавтов, чтобы они, в пику американцам, летели на Солнце, был, разумеется, одного поля ягода с маразматиком-шпионом, который на вопрос шефа гестапо, где тот научился так метко стрелять, бодро отвечал: «В ДОСААФ!», – раздумывая потом, не сболтнул ли чего лишнего. Прикомандированный к фашистским бонзам, Штирлиц из анекдотов вполне естественно вписывался и в этот далеко не интеллектуальный круг, в то время как его подопечные-оппоненты без натуги внедрялись в нашу реальность (Сталин – Штирлицу: «Брал у Гитлера из сейфа секретный документ? Немедленно верни, хорошего человека обидел!»). Анекдотическое «замирение» наших «красных» с ихними «коричневыми» было предсказано в фольклоре на целую эпоху раньше, чем на самом деле на коммунистических митингах стали добрыми соседями портреты Сталина и штандарты со свастикой... История повторилась дважды, причем второй раз – совсем уж в непотребном виде. На этом, видимо, и следует поставить точку...

Да, чуть не забыл: о самой книге Б. Леонтьева со товарищи.

Двухтомник, разумеется, получился отвратным – грубым, плоским и несмешным. Попробуйте сами «размазать» один анекдот на четыре сотни страниц, и сами оцените возможный результат подобной затеи. К тексту очень подходит определение «более чем юмористический», неосторожно оброненное самими авторами-составителями на одной из рекламных полос двухтомника. Вышла уже даже не пародия на киногероя, не издевка над имиджем, а утрирование черт непосредственно героя анекдота. Штирлица-недоумка из смешных коротких фабльо превращали в Штирлица-дебила, чьи похождения могли уже представлять весьма специфический интерес («Сталин плюнул на стол и стал сморкаться в рукав...», «Штирлиц вежливо сморкнулся в салфетку, небрежно свисающую с руки официанта...», «Штирлиц подвалил к занавеске и основательно высморкался...», «Штирлиц высморкался в газету “Гудок” и сел в кресло...», «Пастор достал испачканный многими поколениями носовой платок и основательно высморкался...» – и так почти на каждой странице). Иными словами, из героя остроумных и злых анекдотов Штирлиц переместился в положение субъекта заборных надписей. Эпоха оскорбительно-утонченного смеха закончилась вместе с потерей власти мишенями для осмеяния. Из более-менее забавных анекдотов о Штирлице сегодня в обиходе остались либо чисто «лингвистические», где идет игра с омонимами и омофонами («Из окна дуло. Штирлиц закрыл форточку. Дуло исчезло»), либо «чернушные» («Штирлиц дошел до угла и осторожно поднял глаза. Это были глаза профессора Плейшнера»). Видимо, и таким анекдотам жить осталось недолго. «Комково»-ликерный плебс ныне жаждет «крутизны» и вынуждает тонкий юмор к «полной гибели всерьез». Подчиняясь толпе, Штирлиц-дегенерат (изделия Н. Бегемотова и Ко) выходит на совсем уж жалкие подмостки и смешит сыто рыгочущий партер совсем простыми ужимками и прыжками. Как то: пожиранием тушенки в гомерических масштабах, потреблением водки в необъятных количествах, драками и сквернословием. Анекдот, переживший свое время, сделался наглым, развязным и совсем дурацким. Следующим шагом в карьере псевдо-Штирлица могла стать только панель. Точь-в-точь как в известной истории о встрече представителей двух весьма древних профессий. Помните, да? «Шлюхи», – подумал Штирлиц. «Штирлиц», – подумали шлюхи.

Вот и не будем нарушать гармонию этой встречи, потихоньку ретируемся.

1993

Если друг оказался вдруг

Посвящается Борису Парамонову

Империя рухнула, похоронив под обломками Эриха Марию Ремарка. Ясно, что в этом году не будет отмечен ни один из «полукруглых» юбилеев, связанных с именем писателя: 95 лет (со дня рождения), 55 (со времени выхода в свет романа «Три товарища») и 35 (с момента первой публикации означенного романа на русском языке). Вчерашний кумир забыт. Более того, многие полагают его одним из столпов поверженного строя. Правда, даже самые суровые обвинители не забывают подчеркнуть, что дело, собственно, не в самом Эрихе Марии, а в злополучных товарищах.

Во многих смыслах этого неоднозначного (в СССР) слова.