Поединок крысы с мечтой

Повесть «Славный маленький тостер», несмотря на происки алармистов все-таки опубликованная на русском языке, являет собой «Федорино горе» наоборот. Здесь бытовые электроприборы наделены ангельскими характерами, и они не убегают от хозяина, а, напротив, всеми штепселями и электровыключателями стремятся в лоно его семьи. Пылесос, настольная лампа, одеяло с электроподогревом, радиоприемник и главный герой произведения тостер отправляются в рискованное путешествие по родному краю – с тем чтобы вернуться к человеку, который их не то забыл, не то потерял. Благодаря трогательности характеров маленьких электропутешественников нежная гармония человека с вещью, описываемая автором, выглядит не иначе как возвращением к потерянному раю. Диш не скрывает, что пишет сказку, – и на фоне всеобщей болезненной тяги к полтергейсту эта сказка выглядит свежо и мило. Финальное братание пятерых путешественников с новой хозяйкой являет собой не только положенный хеппи-энд, но и первый шаг к утопии принципиально нового типа: технологической, однако без следа былых пугающих противоречий. Ради этого вполне можно простить переизбыток американского сахара в финале и чрезмерные поцелуи в диафрагму (или что там есть у электроприборов).

Отдадим должное переводчику Александру Корженевскому. Английское название произведения (The Brave Little Toaster) в принципе допускало и другой перевод эпитета – что вызвало бы, возможно, иронические аллюзии с названием антиутопии Хаксли. Выбор переводчика оправдан: спасение заблудшего человечества от фобий – дело серьезное, и ирония здесь неуместна.

1995

Компьютер, нажми на тормоза

Айра Левин. День совершенства. М.: Вагриус («Домино»)

Если вы думаете, что у Розмари был только один ребенок, вы заблуждаетесь. Мой тезка кинорежиссер Поланский в свое время немного поскромничал: детей у бедняжки было трое. Двое умных, а третий, сами понимаете, очень умный. По всей вероятности, именно этот третий и изобрел универсальный суперкомпьютер (Уни-Комп), благодаря которому унифицированное человечество быстренько выстроилось в колонну по два и строевым шагом с песнями потопало прямой дорогой в светлое будущее.

Такова завязка романа «День совершенства». Закономерен и финал: от бомбы, метко брошенной рукой доблестного инсургента, треклятый Уни-Комп разлетается на мелкие кусочки. Что дает возможность освобожденному от гнета человечеству двигаться нестройной (и оттого живописной) толпой опять-таки в будущее, ставшее в результате взрыва еще более светлым. Между завязкой и финалом пролегает четыреста страниц сюжетной канвы, хорошо знакомой по роману «Мать» и популярной серии «Пламенные революционеры». То есть имеют место детство, отрочество, юность, годы учения будущего бомбиста Чипа, который за каких-то три десятилетия эволюционирует от бессмысленного слюнявого мальчонки к предводителю повстанцев.

Произведение мистера Левина трудно упрекнуть в излишней оригинальности. Люди-номера, радостно доносящие обо всем специальным наставникам; массовый надзор за гражданами с помощью сканеров и индивидуальных браслетов; унылый секс по субботам, когда партнеров назначают добровольно-принудительно: безвкусная еда, у которой даже нет человеческого названия. Все эти сюжетные атрибуты выдают прилежного ученика знаменитых антиутопистов, которые, похоже, раз и навсегда очертили выдуманные границы «дивного нового мира». Недаром программисты Уни-Компа так трогательно напоминают «внутреннюю партию», а бессмертный отец всего проекта Вэнь представляет собой гибрид О’Брайена и Мустафы Монда.

Впрочем, беда романа даже не в явной вторичности. И не в американском хеппи-энде, призванном подсластить классическую схему. Дело в том, что слово «новый» на обложке романа может принять за чистую монету лишь самый доверчивый читатель. Менее доверчивый сообразит, что произведение издавалось на русском языке еще четыре года назад, а на родном английском – все двадцать пять. О времени написания романа легко догадаться, не глядя на древний копирайт: текст говорит сам за себя. Упомянутое автором имя Маркузе – ключевое для вполне определенного периода, причем оно далеко не единственное и не основное свидетельство истинного возраста текста.

Просто-напросто главные проблемы романа Айры Левина, злободневные два с лишним десятилетия назад, незаметно отошли в прошлое и ныне выглядят не более чем анахронизмом.