Поединок на границе

Делегат XXII съезда КПСС, Босый обычно пораньше приходил во Дворец съездов, где шли заседания. Все время его не покидала мысль: глубоко знаменательно, что съезд партии, прокладывающий пути в будущее, проходит в новом дворце, что этот чудесный дворец, просторный, полный солнца, символически напоминает здание коммунизма, которое вдохновенно строит наш народ.

Босый вместе с тысячами других посланцев партии призван был утвердить новую партийную Программу — Коммунистический манифест современности. До съезда он не раз читал и перечитывал ее проект, но когда побыл на съезде, планы партии предстали перед ним во всем своем величии и грандиозности.

Со съезда он возвращался помолодевшим, чувствуя небывалый душевный подъем, прилив новых сил. В штабе задержался ненадолго. Ездил по заставам, частям, рассказывал о съезде, о новой Программе партии, внушал людям: «Решение съезда надо выполнять сейчас же, без промедления. Смотрите, сколько дел, которые ждут молодых, горячих рук!».

Занимаясь службой, боевой подготовкой, хозяйством, генерал Босый никогда не забывал одной простой истины: граница — это люди. И как в свое время старшие товарищи воспитывали и обучали его самого, так он старался передать молодежи свой опыт и знания. Многие бывшие его подчиненные ныне опытные командиры. Это Ковальчук, Байтасов, Власов, Бородкин, Кузнецов. Разве всех назовешь! Павел Иванович далек от мысли видеть в росте этих офицеров лишь свою заслугу. Воспитание хорошего офицера — результат труда большого коллектива. Но каждый из них не один год работал вместе с Босым и при расставании благодарил за науку.

Не поддается учету то, что переняли молодые офицеры у ветерана войск. Но они не могли не поучиться у него трудолюбию, влюбленности в пограничную службу. У Павла Ивановича за плечами большая жизнь. Не все в ней прошло, как хотелось бы. Были и ошибки, сомнения. Но он не покривит душой, если скажет: охрана границы была его жизнью. Любимое дело приносило ему много радостей, из-за него он огорчался, негодовал, но никогда не был равнодушным.

Вот и сейчас, когда хуже стало здоровье и пришлось оставить службу, он не может без любимого дела, без границы.

— Поеду к твоим солдатам. Буду рассказывать о войне, о службе, о том, что знаю. Не возражаешь? — сказал он своему фронтовому другу генералу и, получив «добро», уже всерьез стал готовиться к поездке.

Ящики письменного стола у Босого полны писем. Девушка-почтальон полушутя, полусерьезно говорит ему:

— Приехали вы на мою беду. Такого адресата нет во всем районе.

Понять ее не трудно: в праздничные дни он получает не меньше сотни писем и телеграмм. И в обычные дни друзья тоже не забывают.

Я смотрю на эти письма и думаю: «Должно быть, радостно жить человеку, у которого так много верных друзей!»

В отдельной стопочке письма сына Гая. Отцу кажется, что они пахнут морем. Гай — моряк, но и на его погонах есть зеленая полоска.

IV

Рассекая тугую волну, корабль упрямо идет вперед. Давно скрылся город, его нарядные, расположенные амфитеатром дома, оживленные набережные, колоннада фабричных труб, угас деловой шум большого порта. Кругом море. Оно сейчас сердитое и потому зеленое, зловещее. Это всегда так. Голубым и синим море бывает, когда освещено солнцем.

Гай Павлович смотрит на приборы, смотрит больше по привычке. Он и так с точностью до минуты скажет, когда корабль придет в указанный район. Глаз наметан, дорога укатана. Десять лет ходит по ней. Сначала ходил штурманом, затем помощником, замполитом, а теперь командиром корабля. Теперь у него самого есть помощник старший лейтенант Артур Ивчатов. Он стоит рядом. Гай любуется, как уверенно несет он вахту. С таким помощником хорошо и легко работать, на него можно положиться, как на самого себя: не подведет.

Постояв немного на мостике, Гай спускается в машинное отделение. Лейтенант Тараев, мгновенно очутившись перед командиром, рапортует, но Гай не слышит: от сильного гула на какое-то мгновение наступает глухота. Но вот уши привыкают, и Босый спрашивает:

— Все в порядке?

— Все хорошо, товарищ капитан-лейтенант! — на красивом лице Тараева сияет счастливая улыбка. Молодец лейтенант, весело работает, машину знает и не белоручка. Чуть какая неисправность — сам будет копаться.

А ведь хотели обидеть парня. Подходил срок очередного звания. Гай сел было писать представление, как вдруг вызывают в штаб: «Отставить. Рано. Пусть сначала стиляжьи замашки бросит». Какие замашки? Просто человек хочет со вкусом одеваться. Гай убедил начальство, отстоял справедливость, не дал Тараева в обиду.

«Одобрил бы отец? — подумал он тогда. — Обязательно одобрил бы!»

Мысленно советоваться с отцом стало потребностью Гая: «А как бы поступил в таком случае отец?» Это помогает: сомнения отсеиваются, и приходит нужное решение.

Нет, Гай никогда не пользовался положением своего отца. Командир части, в которой он служит, откровенно признался мне: «Гай — сын генерала Босого? Ей-богу, не знал».