«Клод говорит громче обычного: „Это, наконец, нелепо! Если Анри не хочет работать с нами, пускай прямо скажет! Но так дальше нельзя!“ Мадлен: „Я думаю, ты несколько преувеличиваешь. Анри продолжает интересоваться общими делами лаборатории. Но у него странный и очень трудный характер. Потом — он ведь не хирург, и его наша блестящая операция не так радует, как нас с тобой. Мы — практики и радуемся, что спасли еще одного человека. А для него это — лишь случайно удавшийся опыт, который вовсе не доказывает, что мы научились побеждать биологическую несовместимость. Он ответил тебе грубо, нелепо, я очень огорчилась. Но кто знает, может быть, он видит…“ Клод: „Ничего он не видит, уверяю тебя, ему ни до чего нет дела. Если б кто-нибудь из нас внезапно умер, даже ты, его по-настоящему взволновало бы одно: не удастся ли тут же, на месте, вскрыть череп и посмотреть еще теплый мозг!“ Пауза. Голос Мадлен, тихо: „Ты несправедлив к Анри. Он целиком поглощен наукой, это правда, он позабыл обо всем, но не нам его за это порицать…“ Клод: „Разве ученый, даже самый гениальный, имеет право не быть человеком?“ Мадлен: „Не знаю, Клод. Но он находится в таком страшном, сверхчеловеческом напряжении. Он просто не может ни о чем думать. Для него существуют только опыты. И Жюльен…“ Клод: „Еще бы! Без Жюльена ему с этим не справиться! Но человеческое обаяние Жюльена Сент-Ива для него не существует, уверяю тебя. И, если понадобится, он с легким сердцем пожертвует своим товарищем“. Мадлен: „Ты жесток и несправедлив“. Клод: „А ты? Что тебя с ним связывает? Ну, что?“ Мадлен: „На такие вопросы трудно ответить. Мы прожили с Анри семь лет. Мы были счастливы. Так легко этого не забудешь. И ты не должен торопить меня. Мы не дети“».
Альбер отложил листы. Ему стало стыдно. Надо было остановиться раньше, но кто знал…
— Все равно… — Профессор Лоран заговорил так неожиданно, что Альбер вздрогнул. — Все равно вы это узнали бы… да и какая разница…
Он протянул руку к листам. Альбер почему-то впервые заметил, как изменились эти сильные, прекрасно вылепленные руки: кожа стала желтоватой, как воск, пальцы исхудали так, что на них четко проступали суставы. Альбер с тревогой подумал, что диагнозу Мишеля, пожалуй, доверять не стоит. Он взял профессора Лорана за руку: пульс был очень слабый и неровный.
— Я понимаю, что сюда нельзя вызывать врача, — сказал Альбер. — Но если мы снесем вас вниз и достанем такси?
— Думаю, что в этом пока нет необходимости. — Профессор Лоран быстро поглядел на него. — А почему вы вдруг об этом заговорили?
— Мне не нравится ваш вид. И пульс плохой.
— Надо, по-видимому, отлежаться. Перенапряжение плюс Сиаль-5 слишком долго и слишком часто. Мишель прав! Я исчерпал все свои резервы… — Впервые на лице профессора Лорана выразился страх. — Я совершенно не представляю себе, что было бы, если б не вы…
Он долго молчал, закрыв глаза. Лицо его подергивалось.
— Я попробую опять уснуть, — сказал он. — Вы не сидите около меня, я стал невозможным эгоистом. И вообще, как мне кажется, я позволил себе расклеиться именно потому, что появились вы трое и есть на кого положиться… Идите, Дюкло, спасибо за все.
— Мне пора сменять… — Альбер чуть не сказал: Раймона — и прикусил язык.
Зайдя за ширму, он шепотом спросил Раймона:
— Вы не знаете, где сейчас первая жена профессора?
— Она вышла замуж за профессора Демаре, главного хирурга той клиники, где она работает. Она тоже хирург.
— Понятно! — задумчиво сказал Альбер и уселся у изголовья кушетки.
Раймон потянулся, зевнул.
— Я пойду прогуляюсь, — заявил он. — Хоть полчасика, ладно?
— Конечно, — сказал Альбер рассеянно, глядя куда-то на стенку. — Полчасика…
Раймон засмеялся. Чудак Альбер ему нравился. «Если б не этот чертов проныра Роже, мы бы прекрасно поладили», — думал он, спускаясь по лестнице.
У Луизы сидел Роже. Раймон сделал безразличное лицо.
— Как ваше здоровье? — спросил он, с подчеркнутой вежливостью целуя ее легкие, холодные пальцы.
Луиза несмело улыбнулась и посмотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами. Роже начал насвистывать какую-то залихватскую мелодию и спрыгнул с подоконника.
— Ну, я пойду, — сказал он, смерив Раймона своим насмешливым взглядом.
— Не понимаю, какое удовольствие вы можете находить в его обществе, — довольно сухо заметил Раймон. — Именно вы…
— Именно я… — печально и кротко сказала Луиза. — Я всегда одна. А Роже очень добрый и веселый. Я знаю, он вам не нравится: Но у него золотое сердце.