Поединок с собой

Мишель принес стетоскоп и очень долго и внимательно выслушивал и выстукивал профессора Лорана. Тот покорно поворачивался, садился, ложился, отвечал на вопросы, все время усмехаясь, не то иронически, не то смущенно. Наконец Мишель измерил кровяное давление, убрал аппарат и сел у постели:

— Кое-что в вашем организме напоминает Поля, — сказал он, — хотя вы, в сущности, совсем другой, чем Поль…

— Для начала неплохо! — снова усмехнулся профессор Лоран.

— Но я думаю, что мнимое сходство объясняется одной общей причиной: перегрузкой. Для Поля это — усиленный, неестественно быстрый рост, для вас — чрезмерная работа и постоянное нервное напряжение. Я давно замечал, что ваша нервная система работает с перебоями, нечетко, капризно. Очевидно, такой темп для вас непосилен. Ведь вы все-таки человек… Ну, я хочу сказать, что у вас более ограниченные лимиты энергии, чем у меня, вы часто устаете. Сиаль-5 — не выход.

— Да, конечно, я все-таки человек, — не улыбаясь, произнес профессор Лоран. — Так что же произошло в моем организме в результате длительной перегрузки?

Альбер беспокойно задвигался. Если у профессора какое-то тяжелое органическое заболевание, этот проклятый Мишель так и ляпнет ему в глаза. Он хотел вмешаться, но Мишель бесстрастно проговорил:

— Крайнее истощение нервной системы. Дистрофия сердечной мышцы. Гипотония. Вы нуждаетесь в длительном отдыхе, в перемене обстановки и укрепляющем лечении. Но не в искусственном тонизировании. Прием Сиаля-5 надо немедленно прекратить.

Профессор Лоран долго молчал.

— Я думаю, ты не ошибся, — сказал он наконец. — Ты ведь не умеешь ошибаться. Но подумай как следует, что можно сделать реально. Ведь ты сам понимаешь, что я не могу сейчас бросить лабораторию и уехать куда-то надолго.

— Вы можете, — прервал его Мишель, — если ваши помощники согласятся на это время остаться здесь.

Профессор Лоран уставился на него.

— Вы слыхали, Дюкло? — спросил он, проводя рукой по влажному лбу.

— Видите ли, профессор, Мишель прав, — нерешительно сказал Альбер. — Мы могли бы на время вашего отсутствия… ну, так сказать, законсервировать лабораторию. Не проводить ни на ком никаких экспериментов со стимуляторами, гормонами, электродами и так далее. Просто жить, читать, проводить опыты в пробирках и термостатах в том направлении, в каком вы нам укажете… Лечить Поля… Нет, правда, ведь лучше будет, если вы вернетесь со свежими силами…

Профессор Лоран выслушал все это, глядя в одну точку перед собой.

— Нет, — сказал он потом. — Нет. У меня это попросту не выйдет. Мишель, сообрази, что можно сделать, если я останусь тут, в лаборатории.

У Мишеля был недовольный вид.

— Мало что можно сделать. Длительный сон. Правильный режим. По меньшей мере три-четыре часа сидеть на свежем воздухе, в саду. Усиленное питание, особая диета; витамины, гормоны, первое время — камфара. Повторяю: абсолютно отказаться от Сиаля-5. Вам больше неоткуда занимать сил, все ваши резервы исчерпаны.

— Хорошо. Разработай принципы диеты, дозировку лекарств и расписание дня. Постараюсь выполнять все твои предписания.

— Мне все же непонятно, почему вы хотите остаться в лаборатории? — спросил Мишель.

— Скоро скажу. У меня есть свой план.

За обедом Альбер рассказал об этом разговоре Роже. Тот выслушал и глубокомысленно хмыкнул.

— А ведь знаешь, — сказал он, подумав, — твой профессор, пожалуй, боится этого своего молодчика! Мишеля, понимаешь? Этот парень очень высокого о себе мнения. И не будь я Роже Леруа, если он не считает себя умнее профессора.

Альбер твердо помнил, что он не сообщал ни Роже, ни Раймону своего мнения о честолюбии Мишеля.

— Почему ты так думаешь? — спросил он.

Но Роже не любил объяснений.

— Да чего там, это же в глаза лезет, — буркнул он. — Оставь на такого типа лабораторию, он тут все на свой лад переиначит. Вернется твой профессор — ни лаборатории, ни жены.

— Ну, ты уж скажешь, Роже!

— А чего? Слепой я, что ли? Луиза, как воск, тает от этого красавчика. Разве женщины что понимают!

— Конечно, ей следовало бы влюбиться в тебя… — еле сдерживая смех, пробормотал Альбер.

— А что ты думаешь, она на этом не прогадала бы! Да ты не скалься, ничего тут смешного нет, что хорошая девочка влюбилась в такого дешевого парня. И только потому, что он первый пригрел и защитил ее. Всего сутки форы — и такой субъект финиширует, черт бы его побрал!

— Ну брось, Роже. При чем тут сутки форы? — сказал Альбер, прихлебывая кофе. — Что ж, по-твоему, такая женщина, как Луиза, может влюбиться в каждого, лишь бы он вовремя ей встретился?

— А, что ты понимаешь! — разозлился Роже. — Девочка была так замучена, что хоть вешайся. И вдруг среди такого беспросветного мрака появляется нормальный человек, не пугается ничего, никаких этих ужасов, с ней говорит ласково, смотрит на нее как на женщину, а не как на пробирку. И собой, вдобавок, недурен. Ты щенок, ты жизни не понимаешь…

— Да брось ты, Роже! — засмеялся Альбер. — Я всего на два года моложе тебя.