Поединок с собой

«Клод говорит громче обычного: „Это, наконец, нелепо! Если Анри не хочет работать с нами, пускай прямо скажет! Но так дальше нельзя!“ Мадлен: „Я думаю, ты несколько преувеличиваешь. Анри продолжает интересоваться общими делами лаборатории. Но у него странный и очень трудный характер. Потом – он ведь не хирург, и его наша блестящая операция не так радует, как нас с тобой. Мы – практики и радуемся, что спасли еще одного человека. А для него это – лишь случайно удавшийся опыт, который вовсе не доказывает, что мы научились побеждать биологическую несовместимость. Он ответил тебе грубо, нелепо, я очень огорчилась. Но кто знает, может быть, он видит...“ Клод: „Ничего он не видит, уверяю тебя, ему ни до чего нет дела. Если б кто-нибудь из нас внезапно умер, даже ты, его по-настоящему взволновало бы одно: не удастся ли тут же, на месте, вскрыть череп и посмотреть еще теплый мозг!“ Пауза. Голос Мадлен, тихо: „Ты несправедлив к Анри. Он целиком поглощен наукой, это правда, он позабыл обо всем, но не нам его за это порицать...“ Клод: „Разве ученый, даже самый гениальный, имеет право не быть человеком?“ Мадлен: „Не знаю, Клод. Но он находится в таком страшном, сверхчеловеческом напряжении. Он просто не может ни о чем думать. Для него существуют только опыты. И Жюльен...“ Клод: „Еще бы! Без Жюльена ему с этим не справиться! Но человеческое обаяние Жюльена Сент-Ива для него не существует, уверяю тебя. И, если понадобится, он с легким сердцем пожертвует своим товарищем“. Мадлен: „Ты жесток и несправедлив“. Клод: „А ты? Что тебя с ним связывает? Ну, что?“ Мадлен: „На такие вопросы трудно ответить. Мы прожили с Анри семь лет. Мы были счастливы. Так легко этого не забудешь. И ты не должен торопить меня. Мы не дети“.

Альбер отложил листы. Ему стало стыдно. Надо было остановиться раньше, но кто знал...

– Все равно... – Профессор Лоран заговорил так неожиданно, что Альбер вздрогнул. – Все равно вы это узнали бы... да и какая разница...

Он протянул руку к листам. Альбер почему-то впервые заметил, как изменились эти сильные, прекрасно вылепленные руки: кожа стала желтоватой, как воск, пальцы исхудали так, что на них четко проступали суставы. Альбер с тревогой подумал, что диагнозу Мишеля, пожалуй, доверять не стоит. Он взял профессора Лорана за руку: пульс был очень слабый и неровный.

– Я понимаю, что сюда нельзя вызывать врача, – сказал Альбер. – Но если мы снесем вас вниз и достанем такси?

– Думаю, что в этом пока нет необходимости. – Профессор Лоран быстро поглядел на него. – А почему вы вдруг об этом заговорили?

– Мне не нравится ваш вид. И пульс плохой.

– Надо, по-видимому, отлежаться. Перенапряжение плюс Сиаль-5 слишком долго и слишком часто. Мишель прав! Я исчерпал все свои резервы... – Впервые на лице профессора Лорана выразился страх. – Я совершенно не представляю себе, что было бы, если б не вы...

Он долго молчал, закрыв глаза. Лицо его подергивалось.

– Я попробую опять уснуть, – сказал он. – Вы не сидите около меня, я стал невозможным эгоистом. И вообще, как мне кажется, я позволил себе расклеиться именно потому, что появились вы трое и есть на кого положиться... Идите, Дюкло, спасибо за все.

– Мне пора сменять... – Альбер чуть не сказал: Раймона – и прикусил язык.

Зайдя за ширму, он шепотом спросил Раймона:

– Вы не знаете, где сейчас первая жена профессора?

– Она вышла замуж за профессора Демаре, главного хирурга той клиники, где она работает. Она тоже хирург.

– Понятно! – задумчиво сказал Альбер и уселся у изголовья кушетки.

Раймон потянулся, зевнул.

– Я пойду прогуляюсь, – заявил он. – Хоть полчасика, ладно?

– Конечно, – сказал Альбер рассеянно, глядя куда-то на стенку. – Полчасика...

Раймон засмеялся. Чудак Альбер ему нравился. «Если б не этот чертов проныра Роже, мы бы прекрасно поладили», – думал он, спускаясь по лестнице.

У Луизы сидел Роже. Раймон сделал безразличное лицо.

– Как ваше здоровье? – спросил он, с подчеркнутой вежливостью целуя ее легкие, холодные пальцы.

Луиза несмело улыбнулась и посмотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами. Роже начал насвистывать какую-то залихватскую мелодию и спрыгнул с подоконника.

– Ну, я пойду, – сказал он, смерив Раймона своим насмешливым взглядом.

– Не понимаю, какое удовольствие вы можете находить в его обществе, – довольно сухо заметил Раймон. – Именно вы...

– Именно я... – печально и кротко сказала Луиза. – Я всегда одна. А Роже очень добрый и веселый. Я знаю, он вам не нравится: Но у него золотое сердце.