Поединок со смертью

…Последний километр остался, здесь уже начинаются болота, они выходят почти к самой-самой дороге. А вернее, дорога прорезала лес и лесные болота в этих местах. Жизнь болота очень занимательна. О ней можно говорить в трёх ипостасях. Первая – жизнь растений, которые растут на болоте, вторая – это жизнь болота самого, в смысле его дальнейшего роста, расширения в стороны. И третья – это вековая жизнь, ибо болота эти старожлы планеты, живут тысячелетиями. Всё, что попадает внутрь болота, своя ли растительность, что-то наносное, всё это или превращается в торф, или сохраняется в торфе, а он – отличный «мумиофикатор».

Однажды, двадцать лет назад, я готовила для одного многотомного энциклопедического издания цикл очерков о жизни природы, и вот, когда я писала работу о жизни болот, долго не могла найти один необходимый мне источник и решила тогда попробовать поискать ссылку в генеральном каталоге Ленинской библиотеки. Спрашиваю у консультанта, в каком рубрикаторе находится литература, карточки на неё, где всё о жизни болот. Женщина как-то странно посмотрела на меня, пожав плечами, открыла толстый справочник, полистала его и весьма злорадно сказала: «А вот болот у нас как раз и нет». Типа, делать человеку нечего, тут на хлеб денег не хватает, а эта… погрязла в жизни болота… Как раз дефолт грянул. Тогда я, сбоку подсмотрев надпись на обложке тома, который она держала в руках, сказала не чтобы злорадно, но всё же слегка ехидненько: «Я с вами абсолютно согласна, в духовной жизни болот быть не должно. А что, если посмотреть в разделе „биология“?» Она не смутилась, взяла другой том и тут же нашла мне нужный указатель – литературы о болотах в библиотеке было предостаточно, более тысячи единиц хранения. Я провела немало упоительных часов за чтением этих старых, пожелтевших уже изданий. А сначала она, по ошибке, конечно, взяла том, где было всё о культуре…

По находкам в торфе можно восстановить истинную жизнь самого болота и окружающей его природы. Можно узнать, кто жил в этих местах много сотен лет назад, и даже как.

Ну и, конечно, болото – источник дешёвого, экологически чистого топлива, торфа. Откуда он берётся? Из разных отходов. Получается всё гениально просто. Останки живых существ – организмов, после смерти, лишённые души, мобильной связи со всем миром живого, – всего лишь мёртвая органика. На эту мертвячину на открытом воздухе тут же набрасываются санитары – мириады всевозможных бактерий.

В громадных количествах они проникают в мёртвый организм, теперь это их пища. Частенько они на свой пир допускают и гостей – не брезгующие ничем плесневые грибы. Это такая белая сетка, она хорошо видна на прелых листях, в бочке или банке, где давно лежат солёные огурцы. И, пройдёт совсем немного времени, как оставленный на окрытом воздухе мёртвый организм уже истлел в прах. Его сожрали вечно голодные и бесконечно плодящиеся бактерии и разная плесень… Таков печальный финал всякой живой формы, брошенной без погребения. Химия тут совсем простая.

Из чего сделаны мальчишки и девчонки, более-менее ясно. А вот из чего вообще состоит живое тело? Органическое тело, в том числе, и человек, состоит из трёх, примерно равных частей: углерода, водорода и кислорода. Ну, не совсем равных, углерода чуть побольше. И, как приправа к этим трём компонентам, немного минералов. Если же яму с тлеющими растениями или дровами всерху прикрыть ветвями и землёй, то, при малом доступе кислорода, пойдёт бурное тление, и, можно, таким способом, получить в домашних условиях собственный древесный уголь, углерод в чистом виде, потому что кислород и водород уже благополучно улетучились. Если уголь положить в огонь, он сгорит, оставив после себя горстку золы. Эта горста останется от любого организма, в том числе, и некогда живого человека. Эта зола и есть минеральная несгораемая добавка к любому живому организму.

Жизнь – постоянное горение. Кто-то горит ярко и быстро сгорает, а кто-то тихо тлеет, но конец этого процесса всегда одинаков – горстка золы… Бактерии, с аппетитом пожирающие мёртвые организмы, не могут, однако, жить вообще без кислорода. Им нужен воздух. Вообще-то есть немного бактерий, которые могут жить без воздуха. Они-то и сотворяют торф в болотах, отходом их жизнедеятельности является перегнившее органическое вещество. Но долго они там жить не могут, и не потому, что им вдруг захотелось подышать чистым воздухом, а по той простой причине, что при гниении выделяется много ядовитых газов, вот они и задыхаются в этой газовой камере, которую сами и произвели.

А дальше процесс идёт уже без всякой помощи извне. Перегнивание торфа продолжается само собой, но очень медленно. Однако к нижним слоям это уже не тот сухой торф, который можно обычно видеть на раскопах, а жирный и мягкий, как масло или размятый в пальцах коричневый пластилин. Но для этого должны пройти тысячелетия. И тогда мы получим лучшее в мире топливо – смоляк. Где же на земле больше всего болот? Где есть шанс сохранить своё тело на тысячелетия в почти узнаваемом виде? В цетрально-промышленной зоне России, конечно же. Именно здесь у нас болот 34 миллиона десятин было ещё в двадцатых годах.

Откуда они берутся? К примеру, из озёр. Зарастёт озеро – и вот вам уже болото. А ведь в озере люди рыбку ловили, по берегам его росли хорошие леса, может, дуб или даже бук. Так что когда нам говорят: «Вот в этих диких муромских лесах да болотах жили наши предки», – мы не должны думать, что они, все покусанные комарами и поеденные мошкой, как дикари какие-то, лазили туда-сюда, продираясь кое-как в этих дебрях. Мы должны предствлять себе совсем другой ландшафт – чудесное чистое озеро, полное благородной рыбы, строевой и прочий, ценных пород, лес…

За одну-две сотни лет дно озера, если в нём и на его берегах по каким-то причинам жизнь общественная пришла в упадок, может завалить тростник и осока, их отмирающие стебли. И вот уже, на его берегах, теперь растут по кочкам всякие новые растения, ягоды болотные, кроме известных клюквы, брусники и морошки, и много всего другого и вкусного… В мелких чешуйках голубика. Или, как её ещё зовут – пьяника. Ну и, конечно, кассандра – листья у неё твердые, как из жести… Дубов и клёнов уже не видать, а по низине ещё стоит кое-где ель, но всё чаще встречается здесь сосна. Растёт она на песке, а песок здесь в изобилии, вообще вся Виндря стоит на песках. На обочине дороги, только шаг шагни, полно вереска и брусники. У брусники листья кожаные, а у вереска – как чешуйки…

…Подул горячий ветер, губы сушит и мешает дышать. Как быстро здесь меняется погода!

Скоро полдень. Следов от дождя почти не осталось. Песчаная почва в этих местах быстро впитала влагу и стала на поверхности такой сухой, будто дождя час назад и вовсе не было. Растения на болотистой почве ведут себя совсем не так, как их полевые или лесные собратья. Они напитались дождевой водой, не шуршат, не хрустят и не мнутся под ногами, а будто расползаюся в стороны, образуя настоящий зелёный ковёр из мягкого ворса. Наступишь на них, а они тут же и распрямились, снова стоят как и стояли. Это лишайник. Такая вот лесная синтетика! Он, хитрюга, не копит воду на чёрный день, когда палит солнце, и не упадёт в неба ни капли дождя. Он просто замирает, впадает в спячку, едва наступает засуха, и вновь тотчас же оживает, когда его смочит, как следует, хороший летний дождь.

Нигде нет такого места, чтобы всё пространство занимал только один вид растений. Даже на культурных посевах умудряются расти «незваные гости» – сорняки. Мне иногда начинает казаться, что всё разнообразие природы – мир растительный и животный, вышли из одного небольшого общего целого. Пока накопление различных изменений шло равномерно повсюду, на этой небольшой территории, развитие шло также равномерно. Вид сохранялся. Но вот территория обитания становится всё больше, больше. Условия жизни уже заметно отличаются в разных местах. Зарождается новое, теперь уже у всех по-своему.

Дальше – больше.

И вот уже кипит жизнь по всему лицу земли во всём её многообразии. Господь, и говорить нечего, вполне владеет ремеслом… Лучше всего устраиваются в этой сложной, многоярусной жизни не одиночки, и не тотальный массив одного и того же вида, а отдельные, тем или иным способом сосущестующие сообщества. В этих сообществах могут быть симбиозные содружества самых разных видом. Но всё в них, конечно, оптимально уравновешено и скомпенсировано. Они, эти сообщества, взаимодействуют друг с другом, и в совместном процессе, в конце концов, достигают некоего равновесия и баланса. Так и живёт миллионы лет эта большая, сложная система.