Поединок соперниц

И принялся пояснять. Впереди еще два долгих зимних месяца, а крестьяне голодают уже сейчас. В фэнах, конечно, они могли прокормиться угрями и рыбой. Улов можно продавать на рынках, но нехватка зерновых привела к дороговизне и на рыбу, поэтому ее могут покупать лишь те, кто побогаче. Кроме того, желудки, привыкшие к хорошему ломтю хлеба, никак не насытить болотной живностью. Люди голодают и болеют, а старики и дети стали умирать уже сейчас. Что же ожидает крестьян, когда настанут еще более голодные времена?

В темноте я еле различала лицо Утрэда. Он говорил глухо и печально, но вот в его голосе послышались рычащие интонации. Он поведал, как управляющий аббата в моих землях, некий Уло, пообещал отложить выплату, если ему отдадут Эйвоту. Эйвота была сестрой Утрэда и слыла первой красоткой в фэнленде. Прошлой весной она вышла замуж за моего пасечника Хродерава, но это не помешало Уло заглядываться на нее. И он нашел способ заполучить красавицу, забыв при этом, что Эйвота — свободная женщина и жена йомена. Поэтому требование Уло сочли неслыханным и никак на него не отреагировали. Тогда управляющий решил забрать Эйвоту силой и напал со своими людьми на возвращающихся из церкви женщин. И хотя сама Эйвота смогла вырваться и убежать, но другие не успели. Они попали в руки людей Уло, а те, распаленные вседозволенностью, набросились на них, издевались, насиловали. Среди женщин была и совсем молоденькая девушка Ида, к которой, как я знала, собирался посвататься Утрэд. После издевательств она сильно захворала и умерла. Все это было две недели назад. Тогда люди из фэнов отомстили, поймав и жестоко избив Уло. Но этот аббатский управитель скоро оправился, навел своих воинов на деревню, и ее почти уничтожили.

— И вот мы решили обратиться к вам, миледи. Ибо если вы не добьетесь от Ансельма справедливости… Люди ведь еще не забыли мятежа вашего деда, не забыли, что могут постоять за себя.

Больше он ничего не сказал, но и так было ясно. Это мятеж, кровь, война. И я вдруг пожалела, что пришла сюда. Лучше бы мне было ничего не ведать, отсидеться в сторонке. Но нет, я внучка Хэрварда, а это ко многому обязывает.

— Где сейчас все? — спросила я.

Оказалось, что большинство ушло в фэны. Но несколько человек укрылись в башне Хэрварда — Тауэр-Вейк, как называли ее в округе. Там и мой рив [38]Цедрик, еще несколько человек и Эйвота с мужем. Хродерава ранили, и его нельзя было нести в болота.

— Мне бы вернуться, взять мази из лазарета, — как-то жалобно начала я. Подумала: вот сейчас я уйду, и пусть они разбираются, не втягивая в это меня.

Утрэд это понял. Молчал, возвышаясь во мраке надо мной.

— Вы всего лишь девочка, миледи. Наверное, и впрямь не стоило мне приезжать. Лучше уж было обратиться к герефе Эдгару, но он сейчас уехал на каменоломни в Нортгемптоншир и вернется не ранее Рождества. Только… Никто не знает, что случится за это время.

В его голосе была печаль, а мне даже стало стыдно. Что ж, постараюсь как-то разобраться во всем. И я сказала Утрэду, что нам надо поспешить, чтобы я успела в монастырь к рассвету.

Утрэд тотчас воодушевился.

— Конечно, миледи, мы успеем. Не зря я одолжил пони у отца Мартина. Наш священник хоть и божий человек, но и его возмутило преступление Уло.

И солдат помог мне взобраться в седло.

* * *

За час мы с Утрэдом проделали около семи миль.

Неутомимый сакс все это время бежал, держась за повод лошади, да еще и подшучивал, как я, словно куль с мукой, подпрыгиваю в седле. Мол, так недолго и спину ободрать лохматой лошаденке священника, а отец Мартин за такое может и по уху свистнуть. Ну и юмор же был у этого сакса. И тем не менее я даже порой улыбалась его грубым шуткам.

Наконец впереди замаячил силуэт церкви Святого Дунстана — длинное бревенчатое строение с почерневшей тростниковой крышей, похожей на меховую шапку. Над зданием возвышалась башенка колокольни, столь древняя и ветхая, что на нее было опасно подниматься. Со всей округи из фэнов сюда сходились по запутанным тропам жители болот. Были они дики, немногословны и себе на уме, так что сколько бы отец Мартин ни бился, не мог собрать с них пожертвования на ремонт церкви.

Когда мы подъехали, священник поспешил нам навстречу, держа в руке зажженный факел.

— Этот разбойник все же уговорил тебя, Гита?

Говоря это, он поцеловал меня в лоб и благословил двумя перстами. Отец Мартин давно нес здесь службу, я помнила его еще со времен своего детства, и за эти годы он почти не изменился. Такой же рослый, крепкий, в темной одежде, на которую спадала его длинная, соломенного цвета борода.

Я слышала, как он выговаривал Утрэду.

— Гита ведь еще совсем дитя. Вы должны были сами проучить этого прохвоста Уло, а не вмешивать девочку.