Поединок в пяти переменах блюд

Теофил ошарашенно развернулся. Посмотрел на нее и язвительно засмеялся.

– Что ты знаешь… – закричал он.

И сделал еще один шаг к Штефани, высоко занеся правую руку с кухонным ножом.

Себастьян тоже обогнул стол, держась, правда, на безопасном расстоянии. Он вооружился пивной бутылкой и приплясывал, как на фехтовальной площадке.

– Круг, б-б-будьте б-б-благоразумны! – верещал он.

Но Теофил, казалось, ничего не слышал.

– Как это ты говорила? – проорал он, и голос его сорвался. – «Милость палача – твердая рука»?

Штефани все это время оставалась на удивление спокойной. Она смотрела на супруга изучающим взглядом, как на дальнего родственника, который через много лет вдруг возник перед ее дверью. Потом она начала его медленно узнавать. Улыбнулась.

Все было похоже на остановленный кадр. Ангелом мщения замер Теофил. Сибилла и Регина тоже не двигались. Все чувствовали: в любой момент может что-то произойти. Убийство. Самоубийство. Чудо. Что-нибудь.

Внезапно зазвонил телефон. То есть не зазвонил, а заиграл: «К Элизе».

Регина бросила веер, ринулась к своей сумке и вытащила мобильный.

– Аллоаллоалло? – спросила она торопливо. – Ах, это ты, гм, сейчас не совсем удачный момент, sorry, но со встречей на послезавтра все в порядке, о'кей, о'кей, чао белло… Sorrysorrysorry, – закончила она разговор и смущенно посмотрела на окружающих.

Медленно, как секундная стрелка на привокзальных часах, Теофил стал опускать правую руку. Штефани все еще улыбалась.

– Сядь, – приказала она Андре, который с некоторым удивлением послушался. Он поставил стул, сел и положил руку Штефани на свое колено.

Теофил уставился на эту руку, которая оказалась в том месте, где ее не должно было быть. Растерянно он перевел взгляд с руки Штефани на неуверенно улыбающуюся физиономию Андре.

– Теперь, э-э-э, господин Круг, могу ли я эту деликатную ситуацию, – Себастьян бросил растерянный взгляд на Андре, – м-м… несколько разрядить, причем сначала, разумеется, не желая забегать вперед, но из соображений приличий…

Теофил грубо его прервал.

– Что? – сказал он холодно. – Что вы, собственно, хотите сказать, вы, чертов болтун?

– О, как ужасно! Вы… ужасный! – залепетал Себастьян.

– Боже мой, Теофил, ты действительно самая смехотворная фигура, какую я когда-либо видела.

Голос Штефани звучал очень серьезно.

– Идиотская поза, голый пафос в словах, истасканные жесты, нож – глупая находка режиссера, сцена из буржуазной мелодрамы, прости, милый, что я повторяюсь, но, даже опасаясь тебе наскучить, скажу: ты опоздал лет на сто! – Она с достоинством отхлебнула пива. – А где, кстати, наша малышка? Она пережила этот, скажем так, взрыв твоего темперамента? Ей, между прочим, давно пора убрать десертные тарелки!

Лицо Теофила приобрело серый, землистый оттенок. И по мере того как он съеживался, Штефани распрямлялась. Она спокойно поднялась, достала бутылку из коробки Себастьяна и стала снимать проволочную уздечку. Когда пробка наконец вылетела из бутылки с громким хлопком, это выглядело так, словно Штефани хотела пристрелить своего мужа.

Теофил зашатался, нащупал рукой край стола и упал на стул. Затем закрыл лицо руками.

Андре взял из рук Штефани бутылку шампанского. Сделал пару глотков, посмотрел на этикетку и сказал уважительно:

– Неплохо, неплохо, вижу, вы все здесь хорошо упакованы. Теофил начал вздрагивать всем телом.

– Филли, золотце, что это ты вытворяешь, глупыш! – воскликнула Регина. Она подошла к нему и осторожно погладила прямо по лысине. – Come on…[117]

– No swing, no swing…[118] – простонал Теофил и, вскочив, выбежал из столовой.

Сибилла растерянно посмотрела ему вслед.

– Что это было? Может мне кто-нибудь сказать, что это было?

– Вот у меня на родине знают, как обращаться с ножом, – вступил Герман. – Там никто не остановился бы вот так просто на полпути…

– …Он же обезумел, Штефани, он что-нибудь с собой сделает! – взволнованно воскликнула Сибилла.

– О да, у него такая чувствительная душа, несмотря на… – всхлипнула Регина.

– Несмотря на что? – весело спросил Герман.

– А почему, собственно, ты называешь его Филли? – поинтересовалась Штефани и зафиксировала взглядом расстроенную Регину.

Всхлипы Регины усилились. Вдруг она подняла голову и прислушалась. Из глубины квартиры донеслись беспорядочные звуки. Теофил, похоже, колотил по клавишам фортепьяно кулаками.

Сибилла опустилась на стул рядом с Региной.

– О Божебожебоже! – пробормотала она, тоже начав всхлипывать.

– Я безмерно удивлен, что наш уважаемый хозяин этот момент проявления высших эмоций вымещает в реальной музыкальной композиции, – вещал Герман. – Весьма необычные звуки! Музыкально-эстетический всплеск, я бы сказал. Сегодня вечером он изменил пробирочному искусству?

Тем временем какофония приобрела такой накал, словно Теофил колотил по клавишам не только руками, но и ногами.

– Фортепьяно – терпеливый инструмент… – равнодушно сказала Штефани, не спуская глаз с Регины. Филли. Последняя капля.