Поединок в пяти переменах блюд

– Не суйся! – прошипела Регина. Герман, именно Герман. Черт подери, она поставила не на ту лошадь. Bye-bye,[126] каталог…

Штефани втянула живот.

– Да, Герман, это и в самом деле… неожиданность, – помедлив, сказала она.

Грюнберг слегка поклонился.

– Я счастлив, что мне удалось вас поразить, – ответил он.

Штефани бросила на Себастьяна холодный взгляд. Пробрался сюда, наглый обманщик. Это конец. Готовишь, стараешься – и тут на тебе!

Истерика Себастьяна постепенно пошла на спад. Он рассеянно посмотрел на свою руку, которую Сибилла все еще по-матерински гладила.

– Вы добры ко мне, Сибилла, – сказал он тихо, с сухим всхлипом в горле.

Никто не услышал, как в дверь столовой постучали.

– Я могу быть свободна, госпожа Круг?

Голос Марии был мелодичен и дружелюбен, как всегда. Все повернулись и посмотрели на маленькую, изящную фигуру, излучавшую невинность, как только выпавший снег.

Глаза Штефани сузились, превращаясь в бойницы. На Марии было пальто, которое ей как-то подарила Штефани. Авторская вещь, которую она так ни разу и не надела, потому что цвет ей не шел, покупка, сделанная под влиянием настроения, которой она так стыдилась, что даже не отважилась вернуть в магазин. Мария выглядела в этом пальто как маленькая герцогиня и держалась, впрочем, так же.

– Уже поздно, – сказала Мария слегка раздраженно, как актриса, которая в перерыве между репетициями не снимает костюма королевы и, вдохновляясь аурой костюма, снисходительно разговаривает с режиссером. Вся ее покорность исчезла без следа. Казалось, тот инцидент в кухне для нее вообще не существует.

Штефани залила бессильная ярость.

– Мы рассчитаемся позже, Мария, – ответила она, струдом взяв себя в руки.

Черт ее дернул подарить девице это пальто.

– Желаю вам хорошего вечера, – милостиво сказала Мария и грациозно вышла из комнаты.

– А в этой малышке есть стиль, – злорадно пропела Регина.

– Милая девушка, – добавил яду Герман. – В наше время так трудно найти прислугу, но у вас, дорогая Штефани, счастливая рука.

Штефани задышала слишком часто, но по-другому она сейчас не могла. Ну и наглость, подумала она возмущенно. И как у этой распутницы хватило мозгов появиться здесь.

– Счастливая рука – вот здесь, у меня, удивит-т-тельно счастливая рука… – запинаясь, пробормотал Себастьян, самозабвенно рассматривая свою руку, которую все еще гладила Сибилла.

– О, то же самое я сделала бы для любого, – пояснила Сибилла, получая видимое удовольствие от этой жестокой фразы.

– Н-н-нет, это неправда! – вскричал Себастьян.

Он умоляюще посмотрел на Сибиллу. Пусть все опять будет хорошо, спаси меня, молили его глаза.

– Нет ничего лучше созидательной силы отчаяния, – горько произнесла Сибилла. Она откинулась на стуле, сцепила руки и посмотрела на Себастьяна.

– Сиб-билла, Сиб-билла, дорогая… – Себастьян замолчал, встретив ее взгляд.

«Ну все, хватит, – думала она. – Никчемный человек. Вы не пробовали писать, дорогая Сибилла? Обхохотаться. Властитель книг, вот он сидит тут, без короны и без свиты».

– О, ее надушенные кончики пальцев, – начала она, и было ясно, что она имитирует изысканную манеру речи Себастьяна, – ее бледные, слегка влажные ногти, о, ее узкогрудое, пугливое тело, почти без волос, и при всем том гладкая шелковистость в узких пазухах носа, в таинственной глубине подмышек и редкой растительности лобка. Тебя не спасет ничья улыбка, не будет ни завтрака, ни объятий в утреннем солнце, ни запаха любовной страсти в смятых подушках, нет, нет.

– И книжки тоже не будет, – добавил Герман.

Себастьян всхлипнул. Он снял свои очки, высморкался.

– Иногда мне кажется, что мы кем-то приговорены к жизни, – сказала Сибилла.

– Точно, кто-то хорошенько оторвался! – согласился Андре. На него никто не обратил внимания.

– И мужчины, – продолжала Сибилла, – либо жиголо, слизняки, женатые, или то и другое сразу. – Она горько усмехнулась. – Либо педики.

– Но, Сибилла, – Штефани была шокирована и в то же время сгорала от любопытства, какие у Сибиллы есть основания говорить так жестко, – разве в вашей жизни не было ничего хорошего? С мужчинами, я имею в виду, с мужчиной, с тем единственным мужчиной?

Регина театрально раскрыла веер.

– Ну, Штефани, – произнесла она вкрадчиво, – большая любовь выпадает не каждому… – На ее губах играла торжествующая улыбка.

– Ах, как жаль, Сибилла, неужели не было большой любви? Тогда уже, наверное, и не будет… – сказала Штефани с сочувствием.

Сибилла машинально схватилась за стакан. Перед ее глазами пронеслась вереница мужчин, по которым она когда-то страдала и которые исчезли из ее жизни. Она жадно выпила, их лица начали улыбаться, что-то ей говорить. У нее закружилась голова, она чувствовала, что все за столом на нее смотрят. Что они знают? Что они пережили?