Поединок. Выпуск 15

Приходилось ли людям, которые в те дни находились рядом с Берией, беседовать с. ним? Да, приходилось. В том числе и Зубу. Примечательно, что на суде Берия сказал слова, которых от него никак не ожидали и которые он вряд ли рассчитывал использовать в своих интересах, слова благодарности тем, кто в эти месяцы с ним соприкасался, в частности, в адрес Захарова.

Для Берии, который не знал Зуба, Иван Григорьевич был Захаровым.

В конце концов Берия все свои показания подписал.

18 декабря 1953 года начался суд над Берией. Кроме него, перед Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР предстали ближайшие «сподвижники» Берии: Л. Влодзимирский, С. Гоглидзе, В. Деканозов, Б. Кобулов, В. Меркулов, П. Мешик.

Возглавлял Специальное судебное присутствие Маршал Советского Союза И. С. Конев.

Суд был закрытый, поэтому, кроме представителей группы ареста, посторонних на нем не было. Р. А. Руденко, назначенный 8 августа 1953 года Генеральным прокурором СССР, сидел в зале.

Под зал суда был оборудован кабинет члена военного совета округа. В середине сделали возвышенность. У каждого из подсудимых был персональный охранник. Председатель задавал вопросы, подсудимые отвечали. Сталин на процессе не упоминался, поэтому Берия, ссылаясь на его указания, говорил «инстанция».

Несколько раз Берия, теряя самообладание, начинал твердить, что он ни в чем не виноват, что он всего лишь выполнял требования «инстанции». Но приговор выслушал довольно спокойно. У него было полгода, чтобы понять, что произошло и каким будет искупление грехов.

Как вел себя Берия при расстреле — Иван Григорьевич Зуб не видел. Я спросил у Ивана Григорьевича, ведь ему, видимо, рассказывали об этом.

— Рассказывали, но детали не помню. Вообще, на мой взгляд, человек должен в своих воспоминаниях говорить лишь о том, что видел сам, в чем непосредственно участвовал. Это не забывается, не искажается. Хотя и один эпизод два наблюдателя могут и видеть и описать по-разному. Потому что на разном акцентировали внимание, да и память у каждого по-своему избирательна.

Что еще видел Иван Григорьевич своими глазами — это кремирование, трупов семерых преступников, которое было произведено в этот же день. Зуб отвечал за подготовку крематория и проведения акции. В частности, выставлялась специальная охрана. Неожиданные эксцессы вполне были возможны.

И во время следствия, и после суда генерал-майор Зуб (пятерым участникам группы ареста Берии очередные воинские звания были присвоены в августе) получал немало анонимных угроз в письмах, по телефону. Как свидетельствует документальный фильм «Повесть о маршале Коневе», такому психологическому прессингу подвергался и Иван Степанович Конев.

…Виталию Ивановичу Зубу запомнилась речь Берии на похоронах Сталина. Да и сами, похороны, которые транслировались по радио. Берия выступал вторым. Речь свою читал решительно. Особенно выделялось непривычное выражение, с силой произнесенное им дважды: «Кто не слеп, тот видит…»

Видимо, привлекло оно Берию своей внешней категоричностью, разоружающей резкостью. Но в нем оказался недоступный Берии в его самоуверенности и глубокий внутренний смысл: да, кто не слеп, тот все видит… Люди видят все, даже если молчат. И еще никому не удавалось обмануть не то что историю, но даже свое время.

АНТОЛОГИЯ ПОЕДИНКА

Юрий Слезкин Бенефис

I

Вот как это произошло.

Двадцать пятого сентября в Конопах должно было состояться гала-представление всемирно известного доктора черной и белой магии, кавалера сиамского ордена Стефано Бакко с семейством. Двадцать четвертого, в десять часов вечера, синьор Стефано Бакко, жена его Руфь; дочь Пина и сын Пиколло выехали из Нежина в Коноша с разрешения начальства в поезде особого назначения, с господами офицерами, в штабном вагоне. Трехдневная нежинская гастроль прошла блестяще. Синьор Бакко набил бумажник «ленточками», синьора Руфь обновила гардероб горностаевой мантильей (подарок от господина полковника из захваченного склада собеса) и покорила еще одно сердце, — ах, как чувствительна была синьора

Руфь! Синьорита Пина… но, бедная синьорита, она плакала. Который раз теряла она свою невинность… Один лишь Пиколло был совершенно спокоен. Ему минуло в прошлом месяце пятнадцать лет; в такие годы люди становятся скептиками. Пиколло читал газету, курил сигареты, сплевывал на пол. Газетам он тоже не верил. Единственным другом, на которого можно положиться, он считал Рэкби — своего фокса.

Итак, двадцать четвертого, в одиннадцатом часу, синьора Руфь стояла на площадке вагона, у разбитого окна, занимая своей особой весь проход. Щеки под пудрой пылали, пышная грудь колебала горностаевую мантилью, глаза! — о эти черные, как севильская ночь, глаза! — они ей самой казались огромными. Рядом с нею стоял поручик Нефедов. Даже, собственно, не рядом, а вплотную — он точно сливался со своею дамой. Это был чрезвычайно экспансивный, предприимчивый поручик. Они говорили шепотом.