Пиколло остался без газеты В конце концов он мало интересовался ею. Но спать ему тоже не хотелось.
— Ну и везет человеку, — сказал один из проигравшихся, стягивая сапоги.
— Н-да, — ответил ему неопределенно другой. Пиколло поднялся и вышел в коридор. Нужно было
прогулять Рэкби. В темном тупичке у двери «00» он услышал:
— Вы шулер, господин Бакко.
— Но..
— Вы шулер и такой же испанец, как я Вы шарлатан. Сейчас я вернусь в купе и раскрою вашу плутню. Вот мое доказательство. Вас выкинут за окно вместе с вашей черной и белой магией.
— Но-о, синьор, какое вы имеете..
— Я имею ровно столько, чтобы вы не дожили до вашего бенефиса. Поняли? Я слежу за вами давно. Но будем говорить начистоту.
— Позвольте
— Или выигрыш и бенефис — ваши, или..
Шум колес по мосту заглушил окончание фразы.
Пятнадцатилетний скептик открыл дверь из темноты тупичка в темень- площадки, рябящую стрелами искр, и сказал:
— Папаша, я предложил бы вам согласиться. Сентябрьская ночь еще не линяла.
Двадцать пятого сентября в восемь утра над Конопами в перловом небе летела тучей воронья стая — с юго-востока на северо-запад. Покружив над Благородным собранием, она с воплем осела на крыши соседних домов и
липы сквера.Сторож, зевая, крестя рот, вышел на крик из флигеля с метлой и, подумав, стал обметать подъезд За ночь к ступеням намело червонных листьев. Афиши ошую и одесную подъезда висели по-прежнему, золотея от встающего солнца. Колокола в соборе прочили:
— Бенефис, бенефис, бенефис!
По случаю воскресенья сбор должен был быть полным и
в соборе и в Благородном.На базаре бабы сидели над крынками, мужики торговались у возов. В большой цене была лошадь. Народу понаехало тьма. Самуил Лейзеров в парикмахерской Цвирка покупал «советки» на десять дороже вчерашнего. Кто знает, может, к двенадцати он подымет цену.
Денщик полковника Лерке стоял над корзиной с яйцами, ругаясь. Баба не брала ленточки, баба хотела полотенце.
— Что мне ими — хату клеить?
Сам полковник спал у себя в номере гостиницы «Люкс». Часовой у подъезда гостиницы крутил козью ножку. Воскресный день располагал к лени.
А в четверть девятого осеннего утра на платформе стояли Верочка и молодой человек партикулярного вида. Родинка- на левом плече у Верочки была прикрыта жакеткой. Глаза Верочки смотрели строго на подползающий поезд.
Ударил звонок, лязгнули тормоза, из штабного вагона вышли профессор Бакко, синьора Руфь, синьорита Пина, капитан Ветчина и прапорщик. Пиколло, остался на площадке с вещами.
Прапорщик подошел к Верочке, взял под козырек и
подвел ее к синьору Бакко.— Вот, — сказал он, — наш знаменитый профессор. Он согласился остановиться у вас со своим семейством. Конопские гостиницы никуда не годятся. А этот молодой человек — ваш администратор, — прапорщик указал на Верочкиного спутника, — позаботится обо всем. В его распоряжении надежный кассир, опытные контролеры и
лучшее помещение в городе. Он вполне вам заменит… Однако вы не устали, синьора Руфь?— Мы уложим вас спать, — любезно сказала Верочка, — вам не о чем беспокоиться.
Синьор Бакко любезно раскланялся, синьора Руфь томно вздохнула под горностаевой мантильей, синьорита Пина протягивала для волосатых поцелуев капитана свои руки.
— Финита ла комедия! — бормотал пятнадцатилетний скептик, соскакивая вслед за последним чемоданом на платформу.
Штабные вагоны поплыли мимо.
В десять над полковником, все еще лежащим в кровати, стоял адъютант Гривцев и докладывал. Доклад был обычный — все спокойно, все благополучно, все так, как было день, два, десять тому назад. Больных столько-то, в отпуску — столько-то, в нетях — столько-то. Партизанов поблизости не оказывается. Фронт далек,
— Спасибо. А сколько вагонов?
Полковник интересовался продовольствием.
— Пять.
Полковник сел на подушку.
— Превосходно. Ах, что за девочка, — сказал он. — Нет, господин поручик, жизнь все-таки великолепная штука.
— Я проигрался, — уныло возразил адъютант.
— Но вы же сказали — пять.
— Ну да, если они дойдут благополучно, я вознагражу себя с лихвой, — согласился поручик и, подумав, добавил: — Еще новость, профессор Бакко прибыл.
Полковник вскочил на пол.
— Великолепно! — закричал он. — Мы проверим его магию. Одеваться!
В четыре часа дня того же двадцать пятого все билеты были проданы. Жаждущих попасть на сеанс не убывало.
Кассирша перевернула над кассой картонку, захлопнула окошечко, завязала выручку в платок — красный с белой полоской по борту — подарок англичан, — трубочкой свернула корешки билетов и пошла к синьору Бакко.
— Трепало! — сказал бородач в свитке, глядя в упор на кассиршу. — .Небось господа офицерье все попадут, а нам на панели стоять прикажете. Половину билетов в очередь принесла — остальные по домам разбазарила. Стерва!
В квартире у Верочки по Полтавской улице, дом 8, каждый был занят по-своему. Синьора Руфь кушала. Она сидела в кресле за столом, подняв перед собою руки, меланхолично ломала горячий корж; густо напудренный нос раздувал ноздри.