Поединок. Выпуск 15

Леннарт Колльберг старательно смешивал разные вина, раз за разом пробуя смесь, пока не удовлетворился ее вкусом, затем сел к столу и оглядел комнату, производившую полное впечатление идиллии. Бодиль лежала на животе и заглядывала под елку. Оса Турелль сидела на полу, поджав ноги, и играла с ребенком. Гюн сновала по квартире с кроткой, ленивой небрежностью, босая, одетая во что-то среднее между пижамой и спортивным костюмом.

Он положил себе на тарелку кусочек вяленой рыбы, удовлетворенно вздохнул, ожидая заслуженного сытного ужина, который вот-вот должен начаться, затем заложил за воротник рубашки конец салфетки, расправил ее на груди и поднял рюмку, глядя против света на прозрачный напиток. И как раз в этот момент зазвонил телефон.

Колльберг мгновение колебался, одним духом выпил вино, пошел в спальню и снял трубку.

— Добрый вечер. Вам звонит Фрейд.

— Очень приятно.

Колльберг был уверен, что не попал в список дежурных на случай тревоги и никакое новое массовое убийство не вытянет его из дома. Для таких вещей выделены специальные люди, например Гюнвальд Ларссон, который не избежал этого списка, и Мартин Бек, который отвечает за все в силу своего высокого служебного положения.

— Я дежурю в психиатрическом отделении тюрьмы на Лонгхольмене, — сказал Фрейд. — Один наш пациент хочет немедленно поговорить с вами. Зовут его Биргерссон. Он говорит, что обещал вам, что это очень важно, и…

Колльберг свел брови.

— Он не может подойти к телефону?

— Нет, правила этого не позволяют.

Колльберг помрачнел.

— О'кэй, я еду, — сказал он и положил трубку. Жена, услыхав последние слова, вытаращила на него глаза.

— Я должен поехать на Лонгхольмен, — виноватым голосом заявил Колльберг. — И как, черт возьми, найду я кого-то в сочельник, чтобы меня подвезли?

— Я тебя повезу, — сказала Оса. — Я еще ничего не пила.

Дорогой они не разговаривали. Вахтер в тюрьме подозрительно посмотрел на Осу Турелль.

— Это моя секретарша, — сказал Колльберг. Биргерссон не изменился. Может, только казался еще более робким и худым, чем две недели назад.

— Что вы хотите мне сказать? — недовольно спросил Колльберг.

Биргерссон улыбнулся.

— Это, должно быть, глупо, — сказал он, — но как раз сегодня вечером я вспомнил одну вещь. Вы же спрашивали меня о машине, о моем «моррисе». И…

— Да. И?..

— Как-то, когда мы с младшим следователем Стенстрёмом сделали перерыв и просто болтали, я рассказал одну историю. Помню, что тогда мы ели свиной окорок с пюре. Это моя любимая пища, и теперь, когда нам дали праздничный ужин…

Колльберг смотрел на собеседника злым взглядом.

— Что за история? — перебил он.

— Ну, точнее, рассказал о самом себе. Случай с тех времен, когда я жил на Руслагсгатан со своей…

Он остановился и бросил нерешительный взгляд на Осу Турелль.

— Да, да, — сказал Колльберг. — Рассказывайте.

— Жил со своей женой. У нас была только одна комната, и когда я сидел дома, то всегда нервничал, меня все угнетало, раздражало…

— Ага, — сказал Колльберг. Он чувствовал жажду, а еще больше голод. Кроме того, от гнетущей атмосферы тюрьмы его еще сильнее тянуло домой.

Биргерссон продолжал рассказывать спокойно и обстоятельно.

— Вот я и ходил вечерами в город, просто чтобы не сидеть дома. Это было почти двадцать лет назад. Часами ходил по улицам, временами даже всю ночь. И, чтобы убить время, чтобы не думать о своей невеселой жизни, о доме и жене, нашел себе развлечение.

Колльберг посмотрел на часы.

— Так, так, — нетерпеливо молвил он. — И что ж вы делали?

— Ходил улицами и вдоль стоянок и смотрел на машины. Я изучил решительно все модели и марки. Через какое-то время я мог узнать все виды машин на расстоянии тридцати — сорока метров, глядя на них с любой стороны. Если бы была такая игра на отгадывание марок машин, ну, например, автолото, я бы определенно получил самый большой выигрыш. Не имело значения, смотрел ли я на машину спереди, сзади или сбоку.

Колльберг покорно пожал плечами.

— Можно получить большое удовольствие от такого простого развлечения, — продолжал дальше Биргерссон. — Иногда попадались в самом деле редкостные модели, такие, как «лагонда», или «ЗИМ».

— И вы разговаривали об этом с младшим следователем Стенстрёмом?

— Да. И больше ни с кем, кроме него, и он сказал, что, по его мнению, это интересно.

— И чтобы сообщить это, вы вызвали меня сюда в половине десятого вечера? В сочельник?

Биргерссон, видимо, обиделся.

— Но вы же просили осведомить вас, если что вспомню.

— Разумеется, — поднялся Колльберг. — Благодарю.

— Но я же не сказал еще самого главного, — пробормотал Биргерссон. — Младшего следователя особенно заинтересовало одно. Я вспомнил это, поскольку вы спрашивали о «моррисе».

Колльберг вновь сел.

— Так. А что именно?

— Ну, мое любимое развлечение тоже имело свои трудности, если можно так сказать. Некоторые модели трудно было отличить, особенно в темноте и если смотреть с большого расстояния. Например, «Москвич» и «опель-кадет», или «ДКВ» и «ИФА».

— А при чем здесь Стенстрём и ваш «моррис»?