Поединок. Выпуск 18

Почему-то именно в те минуты, может, в результате работы памяти по принципу «исходя от противного», вспомнилось Феде, как однажды за селом, еще до войны, метнулись перед ним, грузно пересекая межник, серая огромная дудачиха с подросшим за лето, но еще не поставленным на крыло птенцом. И мальчик, не раздумывая и не глядя себе под ноги, весь во власти мгновенно охватившей его охотничьей страсти, бросился, раскинув руки, ловить закричавшего в испуге дудачонка. Быстрей! Быстрей! Напрасно взрослая птица, стремясь отвлечь на себя внимание человека и делая для этого очередной неширокий круг по траве, вновь и вновь оказывалась на пути преследователя в опасной для себя близости к нему: в конце концов Феде удалось схватить и поднять на руки вытягивавшего шею и отчаянно трепыхавшегося птенца. Быстрей! Быстрей! Быстрей! Мать дудачонка, теперь уже совершенно обезумев, с истошными криками металась вокруг, то и дело подскакивая к человеку почти вплотную, но не угрожающе, а как-то, наоборот, просительно вытягивая при этом длинную шею.

– Квикли! Квикли!

– Шнель! Шнель! Шнель!

Странно было слышать Феде, как естественно смешались друг с дружкой поторапливающие воспитанников команды на английском и немецком – недавно еще враждовавших меж собой – языках. Еще удивительнее было видеть ее, тяжелую на руку и ставшую ненавистной за эти три года фрау Эмму, карикатурно пытавшуюся кокетничать с веснушчатым и мрачноватым майором специальной службы союзных войск.

– Квикли Квикли!

– Тавай! Отчен тавай!

Заморские солдаты на лету подхватывали вышвыриваемые прямо из окон серенькие пальтишки, тощие матрасики и легонькие одеяльца, а самих детей крепко брали под мышки и, не церемонясь, отправляли вслед за вещами в просторные кузовы грузовиков. Над суетливой спешкой людей, над бензиново-душным смрадом стоящих вплотную друг к другу автомобилей весеннее солнце поднималось все выше и выше – и соответственно все короче и короче становилась тень, скошенно отбрасываемая на интернатский двор глухим и высоким забором.

Наконец, заглушая ямщицко-извозчичье-кучерскую перебранку водителей, вновь взревели мощные трехосные «студебеккеры» и стали вслед за вертлявым «джипом» майора, едва не наталкиваясь аварийно друг на друга, выруливать за ворота. Затем машины союзников бесшабашно пронеслись по узким улицам городка, прогрохотали по тенистым улочкам пригорода и вскоре вырвались, набирая еще большую скорость, на широкую и прямую автостраду. Мимо замелькали рябяще прямоугольные поля, чистенькие лесочки и аккуратненькие деревеньки, туго забился ветер в ушах у мальчишек, натренированно определивших, что стрелки на спидометрах «джипа» и «студебеккеров» до самого захода солнца не падали ниже семидесяти миль в час.

Вам дождик российский не снится?
С улыбкой на мокрых устах
Он струйками шарит в пшенице,
Шуршит в придорожных кустах.

Стучит по мосту-коромыслу

Ну, кто его в том упрекнет,
Что он, существуя, не мыслит:
Ведь дождик-то этот живет

Живет, всеприродной смекалкой

Являя свое озорство,
И радуга детской скакалкой
По пяткам стегает его.

Осень в горах всегда начинается неожиданно: вчера еще стояли теплые деньки, а вот уже по утрам холодный ветер, резко дохнувший со снежных вершин, заживо срывает и кружит в воздухе – вместе с явно отмершей – тяжелую и лишь чуть поблекшую листву. А в результате: едва только подметут дворники рассветные тротуары и мостовые поздно просыпающегося городка, как, глядишь, снова, что называется, здорово, то есть ботинки редких прохожих даже поглубже давешнего утопают в желто-зеленом ковре, укрывающем каменные исшарканные плиты.

На тихих провинциальных улицах не встретишь здесь ни автобуса, ни троллейбуса и ни трамвая: вот разве что осторожно прошуршит рядом – навстречу тебе или в обгон тебя – легковая машина, дохнет тревожно-щекочущим запахом бензина и отработанных газов и неторопливо скроется за поворотом. В сонном городке нет нужды ни в заводах, ни в фабриках, ни в каких-либо иных учреждениях более ответственных и значительных, чем школы да магазинчики. И все же мало кто из местных все и за всеми подмечающих жителей сумел увидеть лично, как однажды вечером в старинные ворота обнесенного новым забором полуторавекового особняка, раскачиваясь на колдобинах, втянулись крытые свежепро-дырявленным брезентом грузовики и спустя час выкатились обратно.

– Что же мы здесь будем делать?

– Разве ты еще не допетрил этого, Чудак? То же самое, что и у немцев.

– Но ведь нас должны были теперь возвратить домой.

– Домой? Теперь? А где теперь наш дом, Чудак?

– В России.

– Ха, в России! Ждут тебя там, в России, не дождутся! И главное! знаешь кто?

– Кто?

– Особисты да солдаты комендантского взвода с автоматами на изготовку!