— Только не думай, что я связался с парнями из Лэнгли. Все гораздо проще. Сидит там один мой однокашник по Гарварду. Блистал он в университете (профессора прочили фантастическую научную карьеру), а стал заурядным аналитиком в ЦРУ. Вот и мучается комплексом неполноценности. Опубликовался в своем секретном журнальчике и притащил мне сегодня утром — похвастать — подшивку...
Засиделся я у Бэрков допоздна. Сьюзи пришлось еще несколько раз варить кофе. Пили ликер. Все трое, перебивая друг друга, с удовольствием вспоминали время, проведенное в Мехико, где Чарли и я — совсем молодые! — работали корреспондентами.
Прощаясь, Сьюзи чмокнула меня и тихонько спросила:
— Так что, Фрэнк? Разлад с Кэтрин непоправим?
— Это не разлад, дорогая, а разрыв. Окончательный и бесповоротный.
Четыре дня, отделявшие нашу первую встречу с Чарли от поездки к нему в Фоллз-Чёрч, не прошли для меня впустую.
Была аудиенция у Драйвуда в оффисе столичного отделения ИТТ на Л-стрит, 1707. Недолгая аудиенция. Но ждал я ее долго — проторчал в приемной почти полчаса. «У шефа совещание», — извинилась мисс Меллоуз, тоненькая, хрупкая секретарша — фарфоровая статуэтка за серым металлическим канцелярским столом. Все в Пегги отвечало общепринятому и широкораспространенному стандарту девушек из солидных фирм. Все, кроме, быть может, умного, цепкого взгляда и нешаблонных суждений, которые искорками вспыхивали порой на зеркально гладкой поверхности нашей с ней, прерываемой звонками, беседы ни о чем.
Джеймса мучила изжога. Он глотал таблетки и ежеминутно посматривал на часы, словно желая подчеркнуть недовольство зарвавшимся, отбившимся от рук щелкопером. Мои объяснения были точным слепком спасительной версии, изложенной ранее — с тем же пафосом — Дику Маккензи. Судя по тому, что мистер Драйвуд перестал, наконец, заниматься таблетками, мои слова о стремлении воспеть героев чилийской оппозиции прозвучали для него в достаточной степени убедительно. Хотя и не поручусь, что убедили хитрую бестию полностью. Как бы то ни было, шеф отпустил меня с миром, вяло благословив на продолжение работы над книгой. «Ну, как?» — мисс Меллоуз подарила мне улыбку номер пятнадцать, самую ослепительную и самую расхожую — для особо важных посетителей святая святых столичного филиала ИТТ. «Успешно, — ответил я и, не знаю почему, предложил: — Время ленча. Может, перекусим вместе, Пегги?» — «Ол райт. У нас внизу кафетерий для служащих компании». — «Лучше ресторан. Есть что-нибудь приличное поблизости?»
Застольный разговор, покрутившись вокруг тем незначащих, пустяковых, принял вдруг совершенно неожиданный оборот. Когда я обронил, что работать в одном из известнейших концернов Америки, наверное, лестно и приятно, секретарша Драйвуда неопределенно покачала головой:
— Так кажется только со стороны. Людям непосвященным... «Интернэйшнл телефон энд телеграф» — государство в государстве. Со своими уставами, уложениями о правах и — преимущественно — обязанностях. Со своей религией, главный догмат которой — поклонение и преданность фирме. И не дай бог кому-нибудь из служащих — любого ранга! — оступиться и преступить закон, вероотступника неминуемо ждет жесткая кара. Был у нас в департаменте социологических исследований довольно видный работник, некий Билл Смазерс. Тридцать лет безупречной службы! Так знаете, за что его выставили за порог? Вольнодумец Билл удобрял газончик у своего дома химикатами не дочернего предприятия ИТТ, а конкурирующей компании. К тому же позволял себе, уезжая в отпуск, останавливаться не в гостиницах «Шератон», принадлежащих нашему концерну, а в каких бог на душу положит. Это стало известно, и — фьють! Смазерса в одночасье вытурили.
По адресу, который — после долгих уговоров — дала мне Пегги, «вероотступника» из ИТТ не оказалось. Дом в зеленом пригороде Вашингтона он продал и переехал в меблированные комнаты в районе, пользующемся не самой лучшей репутацией у столичных жителей.
Насупленные лица прокопченных кирпичных зданий. Зданий-близнецов, зданий-горемык, построенных где-нибудь в тридцатых годах по убогому проекту незадачливого архитектора-урбаниста... Грязный крикливый бар на углу. Мусор... Бездомные кошки... Рукодельная вывеска: «Румз ту лет» — «Сдаются комнаты»... У лифта я посторонился, пропустив выпорхнувших из кабины трех деловитых красоток с томно ищущими глазами (мини-шорты, модные сетчатые кофты — в стиле «смотри насквозь» — на голом теле). На самом верхнем, шестом этаже, в конце сумрачного коридора отыскал нужную мне квартиру: к двери прикноплена визитная карточка «Уильям Смазерс. Директор Си-Ар-Би-Эс».
— Вы ко мне с рекламным объявлением? — сверкнул зубами в любезной улыбке седой моложавый джентльмен, затягивая витой шнур домашней вельветовой куртки. — Располагайтесь... Я сейчас, извините.