Поединок. Выпуск 2

— То, что я раскопал, войдет в книгу, которую я начал писать. Это мой скромный вклад, дорогая компаньера Рамирес, в международную кампанию солидарности с демократами Чили... — Он открыл атташе-кейс и извлек оттуда две толстые тетради и объемистый пакет с бумагами и фотографиями. — Возьми. Здесь наброски и документы. Хранить их в «Каррера-Хилтон» больше не решаюсь. Пусть останутся у тебя. Прогляди на досуге, если разберешь почерк. Увезешь их с собой в Панаму. Я узнаю, кто из дипломатов полетит тем же рейсом, и попрошу пронести все это в самолет, минуя таможенный досмотр. Билет я тебе достал на 11 октября. С превеликим трудом. Сам выберусь отсюда, как только улажу последние дела. Встретимся в Панама-сити. А потом, — Фрэнк привлек к себе невесту, — потом в Канаду.

Весеннее сентябрьское солнце ярко светило, подчеркивая мертвенную оцепенелость города, захваченного солдатами, которые, хотя и говорили по-испански, говорили с чилийской напевностью, были оккупантами. Жестокими, бездушными. Фрэнк с горечью подумал об этом, когда отъезжал от посольства. Даже не оборачиваясь, не глядя в зеркальце, он знал, что «тойоту» неразлучной, привычной за последнюю неделю тенью, преследует приземистый темно-коричневый «форд».

В зимнем саду гостиничного холла экзотические рыбки нервно перебирали плавниками под пристальным взором слепых деревянных масок. Кто-то из темно-коричневого «форда» вошел следом. У Фрэнка пересохло в горле, на губах горчило, и он направился прямиком в бар.

Неизменный Игнасио с отрешенным видом протирал стаканы. На дальнем конце шеренги пустующих табуретов пристроился субъект из «форда». Заказал себе пиво.

— Двойное виски. Разбавлять не надо, — попросил О’Тул.

Бармен покосился на верткоглазого любителя пива. Достал потертый кожаный стаканчик:

— Сыграем в кости, мистер О’Тул?

— В другой раз. Пойду отдохну. Устал я очень.

В дверной щели номера торчал уголок конверта.

По листу мелованной бумаги, спотыкаясь и прихрамывая, разбегались шаткие стихотворные строки:

Все, что упущено когда-то,
Нельзя вернуть!
И путь лежит в крови заката —
Последний путь.

— Что за чушь? — Фрэнк недоуменно повертел в руках листок.

На обороте увидел приписку:

«Дорогой друг!

Надоела до ужаса нынешняя свистопляска — до чего довела эту милую страну фашиствующая камарилья! С меня хватит. Улетаю домой, благо подвернулся случай ускорить отъезд: вчера поздно вечером неожиданно отказался от билета оператор из Би-Би-Си. Все утро я пробегал, оформляя документы в МИДе. Очень хотел проститься с тобой, старина. Но не застал.

Нежный поцелуй Глории. Всегда твой Жак».

О’Тул покачал головой. Очаровательный бахвал, пустомеля Жак! Где эссе, в котором ты грозился излить свою израненную душу? Где обличительная сенсационная книга о злодействах хунты? Слова... Одни слова. Даже Шефнера отхлестать по щекам не смог — при встрече смутился, промямлил что-то конфузливое...

Мало быть добрым, думал Фрэнк, перечитывая письмо Леспер-Медока, мало быть честным и даже, как это принято теперь говорить, прогрессивным. Надо действовать.

Из воспоминаний О’Тула ВАШИНГТОН, ФОЛЛЗ-ЧЁРЧ, САНТЬЯГО. ИЮЛЬ — АВГУСТ

— Куда едем, сэр? — спросил пожилой усталый негр-таксист в форменной фуражке.

— Фоллз-Чёрч, пожалуйста. Штат Вирджиния. Вот по этому адресу. — Я протянул визитную карточку Чарли Бэрка.

— Йес, сэр.

Город, разморенный июльской жарой, задыхался в бензиновых выхлопах. Даже вечерний воздух был плотен и горяч, как только что вытащенный из духовки традиционный американский «эппл-пай» — яблочный пирог. Машина кромсала его на куски, выбираясь все дальше из раскаленного центра столицы. Мост через реку Потомак. Пятигранная громадина Пентагона, извещающая о том, что мы покидаем Федеральный округ Колумбия. И — огни Вашингтона остались позади.