Поединок. Выпуск 2

— Простите, Виктор Иванович, я не успел доложить. Перед самым совещанием позвонили из Дальтранса. По результатам предварительной проверки, у Мишенева снова недостача на сумму около тысячи рублей...

Воронов даже привстал.

— Тем более поздно, — повторил Жигулев. — Хорошая идея — хороша вовремя.

— Может, рискнем, Виктор Иванович? — нажал Кириченко. — Даже если не поймаем с поличным, то, может, какие-то связи удастся проследить. Одно дело, когда наш человек едет с водителем в кабине, другое — когда Мишенев не будет подозревать о наблюдении...

— Что думаете вы, товарищ Воронов? — спросил Жигулев.

— Наверное, есть смысл. Я бы занялся вплотную Дальтрансом, — Воронов не очень уверенно взял сторону Кириченко, и вышло это скорее помимо его воли. Сидевший напротив Петр Петрович Стуков закатил глаза к потолку, тем самым выражая чувство полнейшего неудовольствия.

— Пусть будет по-вашему. Подготовить план работы группы к вечеру.

Воронов почти два часа согласовывал с руководством Дальтранса точные маршруты ездок Мишенева. Две любопытные детали значительно улучшили настроение Воронова — недостача Мишенева не подтвердилась, хотя пломба и была сорвана, и Станислав Антонович ни словом, ни делом не напомнил о том резком разговоре, который состоялся у них тогда по телефону.

На широком гаражном дворе Воронов внезапно столкнулся с Мотей. Он приветливо улыбнулся и остановился:

— Добрый вечер, Мотя. Как поживаете?

— Здрасте, — чересчур поспешно бросила та в ответ и, виновато нагнув голову, проскользнула мимо Алексея к двери в диспетчерскую.

Воронов смотрел ей в спину, ожидая, когда она обернется. И она действительно обернулась, но так, что сердце Воронова зашлось в тревоге. Это был взгляд затравленного зверька.

Алексей вошел в диспетчерскую, когда Мотя уже склонилась над бумагами. Но Воронов видел, что она ничего не пишет и поняла, кто вошел.

Мотя порывисто встала и, отскочив к окну, почти крикнула:

— Что, что вы от меня хотите? Воронов улыбнулся.

— Что с вами, Мотя? Я просто хотел поздороваться... Мне кажется, я вас ничем не обидел...

Мотя стояла, прислонившись к раме, и глядела на Воронова поверх кулаков, закрывавших лицо. С каждым мгновением она как бы оседала и через минуту при абсолютном обоюдном молчании тихо опустилась на подоконник. Тряхнув головой, внезапно произнесла:

— О Хромове спрашивал Чуев... До последнего слова выспрашивал, что он вам тогда сказал. Это в тот же вечер было... — она облегченно вздохнула, словно неимоверная тяжесть, которую она несла, упала с плеч.

— Почему же вы мне раньше ничего не сказали?.. Эх, Мотя, Мотя...

— Какое это теперь имеет значение, — она тихо всхлипнула, но говорила четко, даже не пытаясь утереть слезы, катившиеся по нарумяненным щекам. — Мне было страшно. Мне и сейчас страшно...

— Вас Чуев запугивал?

Она покачала головой.

— Нет. Не за себя боялась. За Чуева... Совсем не то... У меня ведь ребенок от Петра...

— Но ведь у него, если не ошибаюсь, есть жена, Людмила? — и тут только Воронов понял, что говорит глупость.

Но Мотя уже не слушала его, она уткнулась в руки, и полные плечи ее затряслись от рыданий.

— Успокойтесь, Мотя. И признайтесь, почему вы все-таки решили сказать об этом?

Не поднимая головы, она прошептала:

— Не могла больше... Не могла... Это как камень... Василия Петровича укор вижу... И говорю это, потому как считаю странным расспрос Петра.

— Спасибо, Мотя. То, что вы сказали, очень важно...

19

Алексей решил немедленно ехать к Чуеву. Но перед этим позвонил из автомата Стукову.

— Петр Петрович, минутку мне уделишь? Слушай, это потрясающе! Мотя, помнишь та диспетчерша, только что сказала, будто о старике Хромове вечером перед его смертью расспрашивал Петр Чуев... Кто такой? Ах, да. Это у них парень из спортивного клуба, мотогонщик. Я познакомился с ним в Таллине. Хочу немедленно продолжить знакомство дома...

Стуков слушал не перебивая, но под конец не удержался.

— Будь осторожен. Не подставь Мотю...

Воронов даже растерялся. Он вдруг почувствовал, как почва уходит из-под ног.

— Если я не скажу о Моте, то о чем же будет разговор? Перво-наперво, он спросит, почему я явился именно к нему!

— Ты прав. Но все-таки придумай что-нибудь. Скажем, оказался свидетель их разговора, который случайно...

— Шито белыми нитками, — протянул Воронов.

— Будем считать, что эти белые нитки специально прострочены. Так сказать, отделочные нитки. А вообще, не лучше ли пригласить его к нам?

— Нет. Хочу видеть его дома. В доме даже вещи рассказывают о хозяине...

— Ну-ну, — одобрительно произнес Стуков, — ни пуха...

— Бывай.

Воронов повесил трубку. Адрес Чуева был довольно громок — он жил в знаменитом высотном доме послевоенной постройки, с тяжелой лепкой, колоннами и шпилем.

На звонок открыла тихая, неприметная женщина с почти неуловимыми движениями. Может быть, их скрадывал полумрак коридора.

— Здесь живет Петр Чуев?

— Здесь, — равнодушно ответила она.

— Можно его видеть?

— А вы кто?