Поединок. Выпуск 4

Ещё раз прочитаем строку из этого письма: «…изредка ловим диверсантов». Донельзя скупо и неопределенно. А вот что происходило на самом деле, как об этом рассказывает сотрудник дивизионной газеты, ныне казахстанский писатель Леонид Макеев:

– Клочков, проверяя ранним утром посты в районе деревни Вершина, обнаружил разрыв в стыке наших войск. Тут же политрук вызвал дежурный взвод, выставил секретные сторожевые посты и за три–четыре дня сумел выловить несколько гитлеровских лазутчиков. Одного из них, переодетого в красноармейскую форму и вооруженного до зубов, Клочков задержал сам, когда тот уже возвращался к себе. У этого шпиона в сапоге под стелькой он отыскал донесение о расположении огневых точек и наших стрелковых подразделений в прифронтовой деревне Боженка.

И вдруг в далекой Алма–Ате забеспокоились. Избаловал Клочков письмами – приходили почти каждый день. А тут как отрезало: две недели ни строчки. В ты ту уже знали, что могло означать такое молчание. Нина Георгиевна поведала мне, как она волновалась, как буквально места себе не находила.

Но вот наконец знакомый треугольник: «Здравствуйте, дорогие! За последние 12–15 дней я не писал вам потому, что был со своим подразделением в разведке в тылу врага, а поэтому было писать нельзя. Остался жив и невредим. В бою с немцами мы потеряли только 2 бойцов и одного ранили в то время, когда мы накрошили много. Стал «заядлым разведчиком».

Написано в обычной клочковской манере: скромно, сдержанно. Что же стояло за всем этим? Начинаю поиск. Обнаружил воспоминания двух панфиловцев, да тоже весьма расплывчатые: ветераны вспоминали в общих чертах о каком–то рейде по тылам врага, но не более.

Помогли архивы Министерства обороны. 4 сентября 1075–м полку, как выяснилось по боевым донесениям, приказано произвести разведку боем. Выделена четвертая рота и полковая пешая разведка. Командир группы – Гундилович, политрук – Клочков.

Разобрали с каждым бойцом, как вести себя в разведке, соответственным образом экипировались, проверили оружие… И пошли навстречу бою сквозь дремучие леса, через болота со сказочными названиями Русская Болотица, Невий Мох…

Разведка боем – это совсем не то, что просто разведка. Разведчик подкрадывается к противнику бесшумно, не обнаруживая себя. Если удастся, он и уйти старается без выстрела. А при разведке боем первая задача – обнаружить себя, вызвать огонь противника, засечь его огневые точки, проникнуть в тыл, устроить там переполох.

Четвертая рота немало покрутила по лесам, вступая в бой, разведывая опорные пункты врага. Захватали пленных, трофеи: оружие и важные документы. Боевая операция была успешной.

В дивизии долго помнили об этом рейде по тылам врага. «Рота Гундиловича, как одна из крепких и боевых, ещё в районе Русская Болотица… первой из полка вела бой с противником». Под этим документом, который я обнаружил в архиве Министерства обороны, стоят подписи Панфилова и Рокоссовского. Посланный в штаб фронта Г.К. Жукову, он относится к ноябрю 1941 года.

Ещё одно свидетельство: «В боях в районе Русская Болотица 4.10.41г. тов. Клочков показал себя волевым и ответственным руководителем. Своим примером он увлекал в бой бойцов и командиров, в результате чего рота успешно выполнила данное ей задание» – такими словами начинает И.В. Панфилов представление к ордену Красного Знамени – первой награде политрука Клочкова, заслуженной им в боях под Москвой.

Между прочим, в том самом письме, которое помогло открыть эти важные детали, были и такие простые слова: «…Доченька, ты соскучилась за папой? Папа соскучился за тобой, целую доченьку… Нинуся, где сейчас отец? Целую тебя и не знаю как соскучился за вами. Не возражал бы зайти на часок к вам. Василий».

А.Л. Мухамедьяров как–то поделился со мной:

– Хорош был политрук Клочков! Бойцам очень нравился, их подкупало, что он, в общем–то молодой парень, был хороший семьянин. Очень любил дочь и жену, уважительно вспоминал своих родных, интересовался семейными делами подчиненных. И всегда готов был оказать им помощь. А когда представлялась возможность, любил веселиться, петь песни, рассказывать всякие приключения из своей жизни. Но он был человеком твердого характера.

Один из ветеранов дивизии, бывший комиссар полка, а затем начальник политотдела дивизии Петр Васильевич Логвиненко, узнав об этом разговоре, многозначительно произнес:

– Да–а, Мухамедьяров–то прав. Тверд был парень. С характером. Случай вот был с ним такой, что мы даже в другом полку о нем узнали. Это когда я комиссаром в 1073–м был… – Но тут он как бы спохватился и умолк. Я пробовал допытываться, но Логвиненко твердо стоял на своем: – Пусть Мухамедьяров расскажет. Он был комиссаром у Клочкова, пусть и рассказывает.

Мухамедьяров рассказал, однако начал с небольшого предисловия:

– Я хотел бы, чтобы меня правильно поняли. Речь пойдет о дисциплинарном проступке Клочкова. О павших, тем более Героях Советского Союза, такое не принято вспоминать. Но я вам расскажу, так как убежден, что Клочков поступил так от чистого сердца, из желания укреплять дисциплину, боевую бдительность.