— Постой, — Гончак вытер рукавом рот, присел на ступеньки крыльца. — Постой. Надо в райотдел сообщить. Ты, Волощук, здесь будь. Слышишь? Никого не подпускай. Я к телефону. Подмогу надо и врача для Ядзи.
— Только не лесом.
— Лесом скорее. Всего минут двадцать.
— Лесом не ездий, Гончак.
— Надо лесом, председатель, времени у нас нема.
Участковый гнал лошадь сквозь лес. Гнал, низко склонившись в седле, почти лежа на мокрой, пахнущей потом лошадиной шее. Гнал, стиснув зубы, пересиливая страх. И казалось ему, что из-за каждого куста направлен в него бездонный черный ствол автомата.
Райцентр.
4 сентября 1944 года. 1.30.Райотдел милиции разместился в длинном одноэтажном здании ссудной кассы. С той далекой поры окна были наглухо забраны тяжелыми чугунными решетками. Дежурная часть находилась в кабинете кассира. Комнату делила пополам металлическая сетка с узкой дверью и окошечком для выдачи денег. Дежурный лейтенант в синей выгоревшей милицейской гимнастерке хорошо отточенным немецким штыком-кинжалом нарезал сало, слушая вполуха рассказ помощника, сержанта.
— Вот я и говорю. Вошли они, значит, в дом. В масках. Трое. И говорят: давай ценности. А тот им: нет, говорит, у меня ничего, все, мол, немцы забрали. Тогда они начали его бить. А один примус стал разжигать.
— А примус-то зачем? — дежурный ловко подхватил кусок сала, уложил его на краюху хлеба и протянул в окошко кассы.
— Как зачем? — сержант изумленно, словно на ребенка, посмотрел на лейтенанта. — Штык калить…
— Зачем?
— Пытать собрались.
— А.
— Вот тебе и а… А дочка хозяйская в другой половине спала, она в окно вылезла и на улицу. А тут машина наша едет…
— Ну?
— Что ну? Взяли их. Один, между прочим, полицай бывший.
— До чего сволочи всякой война развела, — дежурный изумленно закрутил головой. — Страх до чего много.
Зазвенел телефон, и лейтенант, с неодобрением посмотрев на него, снял трубку.
— Райотдел милиции, дежурный Слепнев. Кто?! Откуда? Гончак! А! Чего тебе, Гончак? Что? Да говори ты медленнее и не кричи так, я слышу. Что? Что ты несешь? Стой, записываю!
Лейтенант отодвинул кружку с чаем, вытер сальные пальцы прямо о галифе, достал журнал происшествий.
— Диктуй, Гончак, — дежурный начал писать, — так… так… Кто там на месте?.. Волощук… Так… Время… Между 22—23…
Часы на стене сипло пробили один раз.
— Понял тебя. Обеспечь сохранность места происшествия. Действуй!
— Что там? — дожевывая хлеб, спросил сержант.
— В Смолах семью перебили.
— Кто?
Дежурный, не отвечая, подошел к телефону, висящему на стене, и стал крутить ручку:
— Товарищ подполковник…
Деревня Смолы.
4 сентября 1944 г. 4.20.— Фару зажгите, — приказал подполковник Павлов. Он стоял во дворе усадьбы Капелюха, маленький, в мешковато сидящем обмундировании, в надвинутой фуражке, больше похожий на бухгалтера, чем на человека, отвечающего за борьбу с бандитизмом в этом неспокойном прифронтовом районе.
Вспыхнул авиационный фонарь, укрепленный на длинной алюминиевой стойке, и осветил двор бледным, мертвящим светом.
Работники опергруппы делали свое дело сноровисто и привычно, скрупулезно, сантиметр за сантиметром обшаривая двор.
Из дверей хаты вышла женщина с погонами старшего лейтенанта медицинской службы.
— Что у вас? — спросил подполковник.
— Пострадавшая приходит в себя, касательное ранение головы, следы изнасилования…
— Остальные?
Врач развела руками.
— Вся семья?
— Да, товарищ подполковник, шесть человек. Даже детей не пожалели.
— Так. Давыдочев! Где Давыдочев? — крикнул подполковник.
— Он в доме, — ответил кто-то.
— Ко мне его!
— Давыдочева к начальнику!
Молодой лейтенант выглянул в окно хаты:
— Меня?
— К начальнику.
Давыдочев подошел, на ходу застегивая воротничок гимнастерки.
— Ну, что у тебя? — подполковник внимательно посмотрел на лейтенанта.
— Трупы…
— Я знаю, что не цветы. Конкретнее.
— Семья перебита внезапно! Следов борьбы нет. Некоторых смерть застигла в постелях. Стреляли почти в упор.
— Из чего стреляли?
— Из «шмайссеров». Гильз много. Пули из стены выковыривали.
Лейтенант раскрыл ладонь. На ней лежали деформированные кусочки металла.
Подполковник взял один, поднес к свету.
— «Шмайссер». Еще что?
— Взяты все вещи.
— Что значит «все»?
— Шкафы и комод пустые.
— Как ты думаешь, Давыдочев, много можно взять у крестьянина?
— Не знаю. Но, наверное, немного.
— Правильно. Возможно, нападавшие что-то искали.
— Не похоже, чтоб они что-нибудь искали.
— Смотрите лучше. А может быть, они нашли сразу…
— Товарищ подполковник, — к начальнику подошел высокий пожилой майор, — следы сапог обнаружены, размер сорок второй, судя по рисунку подошвы — сапоги наши, армейские.
— След загипсовали?
— Так точно. Вот еще пачка от немецких сигарет «Каро».
Майор протянул начальнику раздавленную сапогом синюю коробку с золотыми буквами «Каро».
— Так, — подполковник взял коробку, шагнул в свет фонаря, поднес ее к глазам. — Интересно. Вы уверены, что ее оставили нападавшие?
— Уверен.
— Почему?
— У убитого найден большой запас табака-самосада.
— Это ни о чем не говорит. Можно курить и то и другое.
— Не думаю.