Поэма тождества

Арестанты, чьи лица показывали смирение, бессонницу и отупение, с готовностью, трепетом и пиететом погрузили в разверстую, зияющую и притягательную рану свои многочисленные гениталии и стали водить их там туда, сюда и снова. Тем временем Предатель эскулапа заметил ошейник парикмахера, вросший в твое горло. Разрезав морские, сухопутные и гордиевы узлы, стягивающие его края, врачеватель вытащил шипы ошейника из твоей шеи, как лис, которому в пасть вместо петуха попали лишь перья из его, уже не роскошного, хвоста, крутит головой и чихает, пытаясь избавиться от застрявшей в зубах добычи, или как дырокол, взявший бумаги больше, чем в силах пробить, заклинивает на обратном движении, и вонзил их немного выше, в лобные, височные и затылочные кости твоего черепа, соорудив, приладив и пришив бандану из ошейника капроновыми, коллагеновыми и тефлоновыми нитями к коже твоей головы.

Твоё тело, нисколько, никак и совсем не удрученное, не расстроенное и не дисгармонизированное очередной потерей, утратой и изъятием, пребывало начеку, на запале и взрывателе, отслеживая состояние совокупляющихся с твоей раной хозобозников-медбратьев. Как только один из них достигал, доводил и доставлял себя до эякуляции, чтобы вместе со своей спермой высосать из тебя твои соки, соусы и кетчупы, силы твоего тела проникали в семенные испражнения медбрата и, пока его простата всасывала их, твоё тело, незаметно выедало, высасывало и принимало в себя все внутренности арестанта так, что к тому моменту, когда он должен был бы отойти, чтобы дать место следующему производителю, составителю и редактору коитуса, от него оставалась лишь тонкая кожная оболочка, кузовок и дудочка, коие с беззвучным хлопком, льном и лыком всасывались твоим телом без остатка, обрезков и хвостиков.

Как бы ты не старался, забыть всё последующее не получится!

Твоё тело вошло в раж, жар и исступление. Начав поедать медбратьев, совершающих с ним соитие, оно постепенно, ненавязчиво и легонько увеличивало объем, ареал и область питания, пропитания и поглощения, пока не выело, схрумкало и ассимилировало всех, вся и всё бывшее в ближайшей округе, включая, выключая и ломая рентгеновский аппарат, защитные шлемы, щиты и забрала, рельсы, колёса и салазки, активных, пассивных и спящих медбратьев и их предводителя, погубителя и отставника: тюремного врача. Когда всё закончилось, еще некоторое время, пока из соседнего барака, буерака и барки не прибыли на замену, подмену и смену утилизированным, силосизированным и уничтоженным твоим телом новые медбратья и другой, ничем, никак и нигде не отличающийся от предыдущего, медик, ты лежал, подобно куколке майского хруща, ждущей теплых дней, чтобы, вылупившись в жука, выбраться к весенней листве и там веселиться в своё удовольствие, или как свиристящее ядро, упавшее под ноги бравых гренадеров, повергает их в паническое бегство, посреди груды камней, развалин и балок скрученных, погнутых и перекошенных, наполовину обглоданных, обкусанных и покромсанных твоей поглощающей силой.

– Что ж это, вы, разнаичудеснейший Содом Капустин? Разве вас кормили так плохо, что вы, вон, титановыми сплавами стали закусывать? Ну, да ничего, мы на вас управу-то сыщем. Вы у нас перестанете персонал портить, специалистов травмировать и порядок безобразить.

Пока дубль, клон и копия зековского фельдшера лепетал, лапотал и лопотал, суровые, сердитые и смердящие вертухаи, над которыми, почти никем не видимые, словно белки-летяги, расправившие перепонки между передними и задними лапами, скользят в ночном воздухе от дерева к дереву, или как лист фанеры, оторванный шквалом от крыла одномоторного аэроплана, свистя и кувыркаясь, шлёпается посреди Монмартра, витали, слетали и планерили креветки тёмнотных страхов, лангусты сумеречных ужасов и аморфные жути, живущие в шкафах, углах и чердаках, извлекли тебя из-под обломков, завалов и отвалов и, словно муль, куль и толь с песком, картошкой или цементом, потащили в свои каптёрки, тамбуры и каламбуры.

Твоё тело в общих, частных и детальных чертах представляло, видело и наблюдало то, чему его подвергнут, и у него не возникало желания чем-нибудь, как-нибудь и сколько-нибудь облегчить, упростить и механизировать работу охранников.