Ты же, лежащий на полу, мраморе и плитах тронного, имперского и папского зала, не отвечал, не поворачивался и не откликался на провокационные, хитровывернутые и самооправдательные слова Папы, его антипода и нахлебника. Арки, казематы и равелины качались, перекашивались и пересупливались, лишенные папиного сдерживания, поддержки и присмотра, кошмарные, мутировавшие и кровожадные животные, тени и образы накидывались, обвивали и проглатывали всех, всё и самих себя, если их дороги, пути и возможности пересекались, скрещивались и входили в противоречие, конфликт и противофазу. Сам Папа, по шею увязший, погруженный и терзаемый этими существами, странным, непонятным и удивительным образом не видел, воспринимал и не чувствовал их наличия, присутствия и дыхания как зараженный личинками тропической пиявки гиппопотам не ощущает их существования, пока они, повзрослевшие, не начнут прокладывать себе путь наружу сквозь его зароговевшую кожу или как образец минерала непонятной природы не реагирует на просвечивание его рентгеновскими лучами, выносящими за его пределы все сведения о его внутреннем строении и устройстве, он, так и не избавившийся от мнений, сомнений и довлений без возможности, вероятности и смысла пытался, пробовал и стремился уговорить, уболтать и раскрутить тебя, но все его усилия, упрёки и попытки пропадали, исчезали и давились тобой в зародыше, втуне и тщетности.
Утеряв, утратив и разуверившись в своих способностях, пробах и опыте, Папа, не имея, не умея и не желая боле терять с тобой время, усилия и попытки, воссел, вспрыгнул и водрузился на тебя верхом и, в бессильной злобе, безотчетной ярости и неконтролируемой похоти вонзил в твои глазницы два из своих членов. Твои глазные яблоки, словно яйца трясогузки, на которые наступил кованым сапогом идущий в учебную атаку пехотинец, или как презерватив, наполненный чайной заваркой, и лопающийся перед чопорным господином с портфелем и зонтиком, неподвижные, незрячие и холодные, растеклись, разбрызгались и разлетелись, зеркальными каплями, брызгами и кристаллами осев на зеркальных поверхностях Папы, тюрьмы и твоего тела.
– Мы заставим, вынудим, подчиним и приневолим тебя к сотрудничеству, помощи, содействию и пониманию!
В слепой, незрячей и безоглядной злости Папа совокуплялся с твоими опустошенными, опорожненными и разбитыми глазницами, не представляя, не прогнозируя и не воображая, к чему это может привести, завершиться и закончиться. И когда сперма Папы потекла, заскользила и заполнила вогнутости твоего черепа, твоё тело, впервые за все время его существования в рамках, границах и правилах этой тюрьмы, развернулось, разошлось и расплескалось по-настоящему, не на шутку, а всерьёз. Оно, прослеживая все тайные тропы, неиспользуемые колодцы и затопленные переходы, проскользило, проскользнуло и подкралось ко всем арестантам, администраторам, вертухаям узилища и, не желая им ни добра, ни зла, ни смерти, ни жизни, ни радости, ни освобождения, поело их всех, разом, совокупно и единомоментно.
Просматривая, проглядывая и пробегая внутренним, телепатическим и ясновидческим взором, взглядом и поступью все помещения, казематы и уголки своей тюрьмы, и не находя, не обнаруживая и не наблюдая там никого живого, Папа превратился, перекинулся и обернулся жутким, плотоядным и оскорбительным хищником. Он накинулся, набросился и принялся рвать, драть, пожирать твои мышцы, грызть, кусать и обгладывать твои кости, впиваться, высасывать и вгрызаться в твои сосуды. И никого не было вокруг, и ничто не мешало Папе предаваться видимости, слышимости и подобию мести. И никто, ничто и нигде не знают, не помнят и не вспоминают, сколько длилось это поедание твоей плоти, но в итоге, в завершении и конце от тебя остался лишь облизанный, блестящий и обнаженный скелет.
– Вот и конец, амба, кранты и крышка тебе, безупречный, безумный, бестолковый и идеалистичный Содом Капустин? Что теперь, нынче, здесь и сейчас будешь, станешь, начнешь и попытаешься ты сделать, ответить, высказаться и воспротивиться? И где, что, как и куда подевался, испарился, исчез и сгинул твой отпрыск, выползыш, бастард и ублюдок, что обретался, вынашивался, жительствовал и прохлаждался в твоём животе, пузе, патке и утробе?