Поэмы

Для блеска создан факел и алмаз, А девы юные - чтоб их любили, Настой из трав - чтоб хворь прогнать от нас. Как жалки только для себя усилья! Рождать - вот долг зерна и красоты, Ты был рожден, теперь рождай и ты!

Но как ты смеешь брать блага земные, Не одарив ничем земли взамен? Нужны природе существа живые, Они переживут твой прах и тлен. Ты, бросив смерти вызов, будешь вечно В потомстве воскресать и жить, конечно".

Они уже лежали не в тени... Царица, упоенная, вспотела. Заметив, где скрываются они, Сам бог Титан, от зноя разомлелый, Мечтал отдать Адонису коней, А сам к Венере - и улечься с ней.

Адонис ленью тягостной томится, В его глазах унынье, мрак, тоска... И ясный взор в нем постепенно тмится, Так небо застилают облака. Он молвил ей: "Довольно препираться! Лицо пылает, время отправляться!"

Она в ответ: "Так юн и так жесток! Что скажешь ты, скрываясь, в оправданье? Небесных вздохов нежный ветерок Пусть охладит нам зноя колыханье. Из кос густых я тень тебе создам, А если вспыхнут - волю дам слезам!

Не так силен палящий отблеск зноя, Ведь я меж солнцем и тобой лежу, Ничуть не тяготясь такой жарою, Но в пламень глаз твоих с тоской гляжу. Будь смертной я, погибла б рядом с милым Меж солнцем в небе и земным светилом.

Ты крепок как кремень, ты тверд как сталь, Нет, даже крепче: камни дождь смягчает. Ты женщины ли сын? Тебе не жаль Смотреть, как женщину любовь сжигает? О, если б мать твоя такой была, Она б тогда бездетной умерла.

За что меня надменно презираешь? Ужель опасность здесь тебе грозит? Ну что от поцелуя ты теряешь? Ответь нежней, иль пусть язык молчит. Дай поцелуй, и вновь его верну я С процентами второго поцелуя.

О идол размалеванный, тупой, О мертвый лик, холодный камень ада, Не женщиной рожден на свет земной, Как статуя, ты лишь для глаз услада! Нет, на мужчину вряд ли ты похож, У них ведь поцелуй всегда найдешь!"

Но страсть ей не дает сказать ни слова, Сковало нетерпенье ей язык, Румянец щек и пламень глаз ей снова Наносят вред, который столь велик: То плачет, то безмолвием томится, То снова слезы начинают литься.

То головой тряхнет, то руку жмет, То на него косится, то на землю, И хоть рукой, как лентой, обовьет, Он рвет объятья, жалобам не внемля. Но вырваться не может - сплетена Кругом лилейных пальцев белизна.

"О милый, говорит, прилег ты ныне Там, где белей слоновой кости грудь... Пасись где хочешь - на горах, в долине, Я буду рощей, ты оленем будь. И вновь с холмов бесплодных, безотрадных Спустись попить в источниках прохладных.

Почаще в тайных уголках броди, Цветущая долина мхом увита... Холмы крутые, чаща впереди Здесь все от бурь и от дождей укрыто. Оленем стань и в роще здесь гуляй, Сюда не долетит собачий лай".

Адонис усмехается с презреньем, Две ямочки мелькнули на щеках... Любовь их перед гибельным мгновеньем Изваяла, чтоб победить свой страх. Теперь она спокойна, твердо зная, Что не грозит ей гибель никакая.

Отверзли зев, любви ее грозя. Заветные, волшебные пещеры. Убитого сразить уже нельзя... Что вымолвит безумная Венера? Что может для царицы быть страшней: Любить того, кто равнодушен к ней!

Но страсть ей не дает сказать ни слова, Слов больше нет, все жгуче ярость мук... Его не удержать, уходит время, Он вырывается из цепких рук. Венера стонет: "Дай мне насладиться!" Но он, вскочив, к коню стрелою мчится.

И вдруг откуда-то из-за кустов Кобыла молодая, в гордой неге Почуяв жеребца, под звон подков Храпит и ржет в неукротимом беге. И к ней рванувшись, дикий жеребец, Сорвав узду, умчался наконец.

Он скачет, ржет и яростно играет, Подпругу тканую в куски крошит, Копытом, раня землю, ударяет, И будто гром из гулких недр звучит... Мундштук железный он грызет зубами: То, что гнетет, должны мы свергнуть сами!

Он уши навострил, и волны льет По шее пышная, густая грива, Как горн, он грозным жаром обдает, Он воздух пьет ноздрями горделиво. А взор его, как пламень, затаил В себе неистовство, отвагу, пыл.

То рысью мчится, поступь ускоряя, С изящной, скромной, гордой простотой, То встанет на дыбы, в прыжках играя, Как бы твердя: "Вот я какой лихой! Пусть удаль молодецкая пленяет Лошадку, что за мною наблюдает".

Да что ему гнев всадника, укор И льстивое: "Да ну же!" иль "Куда ты?" Что удила, что ярость острых шпор, Седло, и сбруя, и чепрак богатый? Он видит только цель своих услад, И больше ничего не видит взгляд.

Когда художник превзойти стремится Природу, в красках написав коня, Он как бы с ней пытается сразиться, Живое мертвым дерзко заменя... Но конь живой - чудесное созданье! В нем все прекрасно: сила, пыл, дерзанье.

С широкой грудью, с тонкой головой, С копытом круглым, с жаркими глазами, С густым хвостом, с волнистою спиной, С крутым крестцом, с упругими ногами Был конь прекрасен! Нет изъянов в нем... Но где же всадник, властный над конем?

Он вздрогнет, если перышко взлетает, Порой отпрянет он, порой замрет, Куда он бросится - никто не знает, И, с ветром споря, мчится он вперед. И ветер свищет над хвостом и гривой, Как веер, шерсть взметая торопливо.