Поэмы

Открылся вновь рубиновый портал, Чтоб нежно речь струилась, а не с гневом, Но пурпур зорь извечно предвещал Крушенье - моряку, грозу - посевам, Скорбь - пастухам, беду - для малых птиц, Для стада - вихрь и отблески зарниц.

Зловещий этот знак ее печалит: Так ветер вдруг замрет перед грозой, Так волк, рычать готовый, зубы скалит, Так брызнет сок из ягоды тугой, Как из ружья полет смертельной пули, Слова непрозвучавшие резнули.

Ее сражает сразу грозный взгляд, Он и убьет любовь и воскрешает: Улыбке каждый после гнева рад, И нищего любовь обогащает. А глупый мальчуган ей щеки трет, Вот-вот опять румянец в них мелькнет,

И он уже забыл все то, что было, Забыл, что собирался укорять... Любовь уловкой горе отдалила: Как ум хитер - в беде ее спасать! Она в траве недвижно замирает Пусть он ей жизнь дыханьем возвращает!

Он жмет ей нос, и ловит сердца звук, Сгибает пальцы, видя: плохо дело! На губы дышит ей... Как нежный друг, Исправить вред готов, и вдруг он смело Ее целует! Ей теперь не встать, Она согласна вечно так лежать.

Ночь грустную теперь заря сменяет, Два голубых окна открыты в день... Так солнце утром землю оживляет, Приветным взором разгоняя тень, Деля сиянье славы с небесами, Так и лицо озарено глазами.

Лицо его, как пламя, жгут лучи, Как будто там сияющими стали. Не будь нахмурен он, тогда в ночи Четыре факела бы заблистали, А взор ее хрустальною слезой Мерцает, как луна в волне ночной.

Она твердит: "В огне иль в океане Я гибну, в небесах иль на земле? Что мне отныне - жизнь иль смерть желанней? Который час? Рассвет иль ночь во мгле? Была жива - и жизнь, как смерть, томила, Теперь мертва - и смерть мне стала милой.

Убил уж раз меня! Убей же вновь! Ведь злое сердце взор твой научило С презреньем оттолкнуть мою любовь И сердце бедное мое убило. В мои глаза вошла бы темнота, Когда б твои не сжалились уста.

Пусть поцелуй целебный долго длится! Пусть пурпур губ не блекнет никогда! Пусть свежесть в них навеки сохранится, Чтоб гибель им не принесли года! Пусть скажет звездочет, нам смерть вешая: Твоим дыханьем сдута язва злая.

О, чистых губ мне наложи печать! Какую сделку заключить должна я? Себя теперь готова я продать, А ты внесешь мне плату, покупая. И чтоб покупку увенчать верней, Печатью мне уста замкни скорей.

Пусть щедрым ливнем льются поцелуи, Плати по одному, не торопясь. Ведь десять сотен только и прошу я, Они мелькнут, быстрее слов промчась. Смотри, за неуплату долг удвою, И двадцать сотен для тебя - пустое!"

"Царица, - он промолвил, - объясни Незрелостью все ухищренья эти. Я юн, меня к познанью не мани, Рыбак мальков швыряет прочь из сети. Созрев, сорвется слива; но она Кисла на вкус, покуда зелена.

Взгляни: целитель мира, утомленный, На западе кончает путь дневной. Кричит сова, предвестник ночи сонной, В загоне - овцы, в гнездах - пташек рой. Слой черных туч, окутав небо тьмою, Зовет и нас к разлуке и покою.

Давай друг другу мы шепнем: "Прощай!" Скажи - и ты дождешься поцелуя!" Она, сказав, как будто входит в рай И платы ждет, мечтая и ликуя... И обняла любимого потом, Прильнув к лицу пылающим лицом,

Пока он, ослабев, не отрывает Небесной влагой напоенный рот... Он сладостью ей губы обжигает, Но жажда их все яростнее жжет. Они, друзья и недруги желанья, Вновь падают на землю без дыханья.

Теперь желанье, жертвой завладев, Ее, как хищник, жадно пожирает... Ее уста - как воин, впавший в гнев, Его уста - как пленник, замирают. Она их пьет как коршун, груб и дик, Пока не осушает весь родник.

Она в слепом неистовстве бушует, Вдруг ощутив всю сладость грабежа, В ней страсть с безумством ярости ликует, Лицо горит, вся кровь кипит... Дрожа, Она в забвенье отшвырнула разум, И стыд, и честь - все умолкает разом.

В объятьях цепких, слаб и распален, Как ставшая ручною в клетке птица, Иль как олень, что бегом утомлен, Иль как дитя, что ласке покорится, Он ей сдается, не вступая в бой, А ей желанен счастья миг любой!

Малейшему давленью уступает Застывший воск, когда огнем нагрет, Отвага никаких преград не знает, Особенно в любви границ ей нет... И страсть не отступает боязливо, Чем цель трудней, тем яростней порывы.

Ей не пришлось бы нектар губ впивать, Смутись она его суровым взором... С шипами вместе розу надо рвать, Влюбленный должен быть глухим к укорам. Будь красота под тысячей замков, Любовь пробьется к ней в конце концов.

Ей жалость отпустить его внушает, Несчастный молит дать ему уйти... И вот она его освобождает И даже говорит ему: "Прости!" Хоть луком Купидона и клянется, Что он над сердцем властен остается.

"Мой милый, эту ночь я проведу В бессонной, - говорит она, - печали... Скажи мне, где и как тебя найду? На завтра встречу мы не назначали?" А он ей: завтра встреча не нужна, С друзьями он идет на кабана.

"Кабан!" - Вдруг бледность щеки покрывает, Как будто бы над розой полотно... Хоть ею тайный страх овладевает, Она к нему прильнула все равно. Упали оба - тут и он забылся И прямо на живот к ней повалился.