Поэмы. Драмы

Хор русалок

Смотрят вниз густые тучи;

Чей-то голос в мраке бродит:
Леший путников заводит, —
Дик и страшен бор дремучий.

Здесь и днем глухая ночь;

Не был слышен здесь от века
Стук секиры дровосека;
Зверь бежит отселе прочь,
Здесь объемлет человека
Дрожь, немого мрака дочь.

Здесь ничей нас не тревожит

Любопытный, дерзкий взор:
К нам проникнуть в черный бор
Только оборотень может.

Одна русалка

Но что я вижу? Ловчий дерзновенный

Сюда зашел! и не содрогся он,
Когда седого Пана тяжкий стон,
Стоустным, диким гулом повторенный,
Восстал пред ним при входе в наш предел!
От страха он не пал? не помертвел?

Другая

Когда пред ним сгустилися туманы,

Когда из них призраки-великаны
Подъялися, наш полк сторожевой,
Стояли, возвышались над древами
И длинными махали рукавами, —
Ужель тогда при входе в наш предел
От страха он не пал, не помертвел?

Хор

Ужели он при входе в наш предел

От ужаса не пал, не помертвел?

Кикимора

Бросьте же вздор романтический,

Гнев прекратите лирический;
Но удивляюсь и сам я:
На чудака погляжу,
Может, узнаю и вам я,
Кто этот ловчий, — скажу.

1-я русалка

Скажи, скажи, любезный братец!

Между людьми ведь ты живал:
Быть может, где его встречал.
Смотри, какой нахал,
Какой наглец и святотатец!

Все

Какой наглец и святотатец!

Какой нахал!
Между людьми ведь ты живал:
Кто он? скажи, любезный братец!

Кикимора

(смотрит с дерева)

Ижорский, ты ли? старый друг,

Как изменился ты! Как исхудал ты вдруг!
Как бледен! Дик твой шаг то медленный, то шибкий,
Уста искажены язвительной улыбкой,
В лице, в движеньях тягостный недуг.
Бедняжка! — нет, теперь живых тех ощущений
Не думаешь искать, которых ты искал;
Отравою напитанный кинжал
В груди твоей, кинжал безумья и мучений;
В твоей бунтующей крови
Весь пламень яростной, неистовой любви,
Весь пламень ревности — и нет тебе надежды!
Вы, люди, жалкие невежды:
Почто зовете нас духами зла и тьмы?
Союза вашего не ищем мы:
Над человечеством не возноситесь сами;
А нам — к чему нам связываться с вами?
Вот презрел данное ему судьбой,
Желал того, что смертному не в силу, —
И сокрушился подо мной
И клонится в разверстую могилу!
Но ведайте, друзья,
Его сгубил не я;
Его сгубила собственная гордость:
Орлом не будет муравей вовек,
И грязи не дана алмаза твердость, —
Быть демоном не думай, человек.

Х о р р у с а л о к

Его сгубила и проч.

Кикимора

Молчите, пустомели!

Вы мне рефренами своими надоели:
Вы хуже русских рифмачей,
Которые не раз меня бесили:
Ввек то твердят, что им друзья их натвердили,
А рады присягнуть: «Не крадем у друзей!»
Стихи их рвотное для страждущих ушей.
Да мы оставим их и с высоты древесной
Послушаем знакомца моего:
Ручаюсь, будет монолог чудесный;
Ведь звали ж в свете умником его.

Х о р р у с а л о к

Послушаем, послушаем его!

Ижорский

(облокотясь об ружье)

1

С ружьем блуждаю одинокий,

Взведен убийственный курок;
Неутомимый я стрелок,
Ловец суровый и жестокий.

2

Слежу медведей и волков;

Меня ж следит, не отдыхая,
Всегда, повсюду боль живая
И гонит в тьму из тьмы лесов.

3

Как труп, оживший средь могилы,

Так, содрогаясь, ожил я
Для чувства — муки бытия;
Я рвусь — нет, нет спастися силы!

4

Увы! испил я лютый яд,

Отраву страсти безнадежной;
Ношу в груди моей мятежной
Все муки ревности, весь ад...

5

Люблю и вместе, презираю;

Кляну себя, но все люблю, —
Кто выразит, что я терплю?
Кто выскажет, как я страдаю?

6

Огнем свирепым стала кровь;

Как на горе ужасной, хладной
Терзал титана коршун жадный,
Так я растерзан, о любовь!

(Помолчав)

В немую глушь, страдалец, убегаю

От рода омерзевших мне людей,
Так! люди хуже диких тех зверей,
Которых здесь напрасно поражаю.
Бегу — но всюду гибельный призрак
В прозрачной тьме мелькает предо мною;
Он, гладный, кормится моей душою;
Вотще скрываюсь в неприступный мрак:
Везде, всегда сирены образ вижу,
Которую люблю и ненавижу;
Ее лицо являет мне луна,
Ее встречаю я во всей вселенной,
Все для души моей обвороженной —
Заря и солнце, день и ночь — она.
Она — в зефире каждом дышит,
Со мною шепчет в шелесте листов;
Падет ли что? — то шум ее шагов;
Мой слух ее в ручье и ветре слышит.
Когда ж заблещет ранняя роса,
Тогда ее густые волоса
Я обоняю в мураве душистой,
Тогда в росинке каждой серебристой
Навстречу мне горят ее глаза.
Она — о страх! о радость и мученье! —
Теперь же, в это самое мгновенье,
Сквозь слезы улыбаясь и стеня,
Вот с каждой ветки смотрит на меня!

(Убегает.)

Кикимора

Он бредит непутем, сестрицы!

Ведь сумасшествие его печаль,
Признаться вам — его мне жаль...
Как? жаль! а скажут что чтецы и чтицы
И критики, когда прочтут,
Что пожалел о нем я? — кстати ль?
Кто? я? Кикимора, бесенок, шут и плут,
Я, Мефистофля подражатель?
К несчастью дан характер беса мне;
И вот воскликнет хор их стоязычный:
«Характер злой, чертям приличный,
Чертенок должен выдержать вполне».
Что делать, друг? вот, видишь ли? не смею!
Жалеть хотелось бы мне о тебе;
Но неугодно то журналам и судьбе:
Итак, любезный, не жалею.
И в самом деле повар был бы глуп,
Который, сам свернув цыпленку шею,
Над ним бы плакать стал? нет, брат: цыпленок — в суп!
А человек, игралище волнений,
Когда его покинет жизни гений,
В могилу, смрадный труп!
Пока ж еще в нем сердце бьется,
Пока еще страдает и мятется,
Потешимся игрой его страстей;
А дабы кое-что прибавить к нашим знаньям,
Его подвергнем разным испытаньям;
Нас извиняет же пример самих людей:
Для расширения границ науки
Они ж ведь режут на куски червей,
Ведь потрошат живых пернатых и зверей, —
Так точно наши опыты и штуки
Обогащают физику чертей.

Бука вдруг выходит из-за пня.

Русалки

Сестрицы, Бука! ай!

(Прячутся.)

Бука

Да, Бука! я вас, шлюхи!

Нет, верно, розог у Яги-старухи,
На всех мамзели елях и дубах
Качаются; не держит их в руках!
Что, краснобай! пустился в рассужденья?
А Буки не ждал? Есть хвалиться чем!
Да ты, я вижу, поглупел совсем;
Забыл уроки все, все наставленья,
Которые там, в школе чертенят,
По книжице ученейшего беса,
Профессора Денницы, вам твердят.
Так мало же я сек тебя, повеса!
Ижорского с ума свел — удружил!
Я разве этому тебя учил?
Не скорби, не болезни, не страданья,
Нет, сударь, — преступленья, злодеянья
Крепят в подлунном мире власть чертей.
Одно у нас осталося орудье,
Которым вызываем правосудье
На племя ненавистных нам людей, —
Грех! и грехом, как сетью или мрежей,
Мы тащим в ад Адамовых детей.
А ты...

Кикимора хочет что-то сказать.

Еще оправдываться смей!

Молчать! ты совершенным стал невежей!
Без помощи других духов, смотри,
Что сам испортил, сам изволь поправить;
Твоей хочу я спеси поубавить:
Чтобы до ранней, утренней зари
В нем сумасшествья не было и следа!
Не то — от нас подале удери:
Надеюсь, знаешь Буку-людоеда!

(Уходит.)

Русалки

(выглядывая)

Кикимора, ау!

Кикимора

Чего хотите? ну!

1-я русалка

Кикимора, ушел ли Бука?

Кикимора

Ушел.

2-я русалка

Как страшен он! от одного уж звука

Такого голоса мы все еще дрожим.

3-я русалка

Про что, голубчик, говорил ты с ним?

Кикимора

Не я с ним говорил, он говорил со мною,

И раскусить мне дал такой орех,
Который... Но мне спех.
Прощайте вы; пущусь падучею звездою,
Слечу к Вавиле-колдуну;
На перекрестке он, как полночь, так ворожит.
Я старика на разум натолкну,
Надежда на него: Вавила мне поможет!

(Улетает.)