Поэмы и стихотворения

"Меня молили, какъ я умоляю теперь тебя, молилъ даже суровый и грозный богъ войны, который не склоняетъ своей жилистой шеи ни въ какой битв, побждаетъ всюду, гд появляется, въ каждой схватк; и онъ былъ моимъ плнникомъ, моимъ рабомъ, и вымаливалъ то, что ты можешь получить и безъ просьбы.

XVIII.

"Онъ повсилъ свой мечъ надъ моимъ алтаремъ и свой избитый щитъ, и свой побдный шлемъ, и ради меня обучился играмъ и пляск, забавамъ, дурачествамъ, смху и шуткамъ; онъ презрлъ грубый барабанъ и красное знамя, избравъ мои объятія своимъ полемъ битвы, своимъ шатромъ — мое ложе.

XIX.

"Такъ я поработила того, который господствовалъ, и вела его, какъ плнника, на цпи изъ алыхъ розъ. Крпко закаленная сталь подчинялась его сил, какъ боле могучей, и онъ раболпствовалъ передъ моею презрительной неуступчивостью. О, не будь же гордъ, не кичись своемъ могуществомъ, одолвая ту, которая склонила передъ собою самого бога битвъ.

XX.

"Коснись лишь моихъ устъ своими прелестными устами (хотя мои не такъ прекрасны, но они все же румяны); поцлуй будетъ принадлежать столько же теб, какъ и мн. Что ты смотришь въ землю? Подними голову, взгляни въ мои глаза, въ которыхъ отражается твоя красота. И почему не прильнуть устами въ уста, когда впиваешься глазами въ глаза?

XXI.

"Или ты стыдишься поцловать? Такъ зажмурься снова; я зажмурюсь тоже, и день покажется тогда ночью; любовь требуетъ для своихъ утхъ только двоихъ, будь смле въ игр, никто насъ не видитъ; эти испещренныя синевою фіялки, на которыхъ мы возлежимъ, не болтливы да и не могутъ он понимать насъ.

XXII.

"Нжная весна твоихъ соблазнительныхъ устъ доказываетъ твою незрлость, но ты можешь желать искуса; пользуйся временемъ, не упускай случая; красота не должна довольствоваться только сама собой: красивые цвты, не сорванные въ пору, блекнутъ и быстро погибаютъ.

XXIII.

"Будь я плохо одарена, дурна, покрыта старческими морщинами, плохо упитана, сгорблена, угрюма, съ хриплымъ голосомъ, истощена, презрнна, болзненна, холодна, подслповата, костлява, лишена соковъ, — ты могъ бы отстраняться, потому что я была-бы недостойна тебя; но если у меня нтъ недостатковъ, за что ты ненавидишь меня?

XXIV.

"Ты не найдешь ни одной морщины на моемъ чел; мои глаза темны и ясны, подвижны; моя красота расцвтаетъ ежегодно, подобно весн, тло мое мягко и пухло, мозгъ костей моихъ пылокъ, моя мягкая, влажная рука, касаясь твоей, растаетъ въ ней или покажется растаявшей.

XXV.

"Повели мн говорить, и я очарую твой слухъ, или, подобно волшебниц, понесусь по трав, или, какъ нимфа съ распущенными волосами, стану плясать на песк, не оставляя слдовъ отъ моихъ ногъ: любовь — это духъ, сплоченный изъ огня, не падающій отъ тяжести, но возносящійся высоко.

XXVI.

"Взгляни на гряду скоросплокъ, на которой я покоюсь: эти слабые цвты поддерживаютъ меня, какъ плотныя деревья; два лишенные силы голубка носятъ меня по поднебесью, съ утра и до ночи, куда мн вздумается. Если любовь такъ легка, милый юноша, то почему-же ты считаешь ее такою тяжкою для себя?

XXVII.

"Или твое сердце плнилось твоей-же наружностью? Твоя правая рука можетъ уловить любовь въ твоей-же лвой рук? Тогда ухаживай за собою, самъ отвергай себя, похить собственную свою свободу и жалуйся самъ на это похищеніе. Нарциссъ впалъ въ такое самозабвеніе и умеръ, чтобы облобызать свой призракъ въ ручь.

XXVIII.

"Факелы сдланы для того чтобы свтить; драгоцнности для ихъ носки: лакомства для вкушенія; свжая красота для пользованія ею; травы ради ихъ аромата; сочныя растенія для приплода; предметы, растущіе лишь для себя одного, только злоупотребленіе растительной силы; смяна происходятъ отъ смянъ и красота порождаетъ красоту; ты былъ зачатъ, твой долгъ зачать.

XXIX.

"Какъ можешь ты питаться земнымъ приростомъ, если самъ не напитаешь ее приростомъ отъ себя. Естественный законъ обязываетъ тебя плодить, для того, чтобы твое могло жить, когда ты будешь уже мертвъ; вопреки смерти, ты будешь существовать, и такъ сохранится навсегда твоя личность".

XXX.

Томимая любовью, царица уже въ испарин: тнь покинула уже то мсто, гд они лежали, и Титанъ, въ своемъ наряд изъ полуденнаго зноя, смотрлъ на нихъ своими палящими очами. Онъ желалъ бы передать Адонису управленіе своей колесницей, а самому походить на него и быть возл Венеры.

XXXI.

Адонисъ, потянувшись лниво и съ тяжелымъ, мрачнымъ, недовольнымъ взглядомъ, хмуря брови, оснявшія его прекрасные глаза, подобно влажнымъ парамъ, клубящимся въ неб, сморщился и воскликнулъ: "Ну, будетъ о любви! Солнце сжетъ мн лицо, я долженъ удалиться".

XXXII.

"О, сказала Венера, такъ юнъ и такъ немилостивъ! Что за жалкое извиненіе приводишь ты, чтобы только уйти? Я повю на тебя небеснымъ дыханіемъ, нжное дуновеніе котораго охладитъ зной нисходящаго солнца; я устрою теб снь изъ моихъ волосъ, а если загорятся они, я погашу ихъ моими слезами.

XXXIII.