Поэмы Оссиана

"Говоришь ли ты слабому воину, бард лесистого Морвена? - Картон спросил. - Разве мое лицо бледнеет от страха, сын миротворных песен? Так зачем же ты мнишь помрачить мою душу былью о павших? Рука моя в битвах окрепла, слава моя далеко простерлась. Поди к слабосильным бойцам, их проси покориться Фингалу. Разве не видел я павшей Балклуты? Так стану ли я пировать с сыном Комхала, с сыном того, кто спалил чертог моего отца? Молод я был и не знал, почему юные девы рыдали. Дыма столпы, превыше стен поднимаясь, веселили мой взор. Часто я озирался, и мне весело было смотреть, как наши друзья по холмам убегали. Но когда пришли годы юности, я увидел мох на моих поверженных стенах; со вздохом встречал я утро и слезами ночь провожал. "Ужели я не сражусь с детьми моих супостатов?" - так говорил я себе. И я буду сражаться, о бард, я чувствую силу души своей".

Окружили героя его ратоборцы и вдруг обнажили блистающие мечи. Он стоял среди них, как столп огня, слезы застыли в его глазах, потому что он думал о павшей Балклуте, и воспрянула стесненная гордость его души. Искоса взглянул он на холм, где сверкали оружием наши герои; копье сотряслось в деснице его, и, вперед наклонясь, он, казалось, грозил королю.

"Пойду ли я сразиться с вождем? - молвил Фингал в душе своей. Остановлю ли его посредине пути, прежде чем слава его поднимется? Но будущий бард тогда, видя могилу Картона, скажет: "Окружали Фингала тысячи его ратников, когда пал благородный Картон". Нет, бард времен грядущих, не умалить тебе славы Фингаловой. Герои мои сразятся с юношей, а Фингал станет смотреть на битву. Если он победит, тогда устремлюсь я в силе своей, как ревущий поток Коны.

Кто из моих героев хочет встретить сына бурного моря? Много воинов его на бреге, и сильно копье его ясенное".

Катул * восстал в силе своей, сын могучего Лормара; за вождем следуют триста юношей - племя его родимых потоков.** Слаба десница его против Картона, - он пал, и герои его бежали.

* Cath-'huil - _око битвы_.

** Это место показывает, что кланы существовали еще во времена Фингала, хотя основа у них была иная, чей у современных кланов на севере Шотландии.

Коннал *** сызнова начал битву, но сломилось копье его тяжкое; связанный, лежал он на поле, а Картон гнал его рать.

*** Мудрость и доблесть этого Коннала прославлены в древней поэзии. На севере еще существует небольшое племя, утверждающее, что происходит от него.

"Клессамор, - спросил король Морвена,* - где копье силы твоей? Можешь ли ты взирать, как у потока Лоры связан Коннал, твой друг? Восстань в сиянии стали своей, о друг Комхала. Да познает Балклуты юноша силу племени Морвена".

* Фингал не ведал тогда, что Картон - сын Клессамора.

И восстал он в мощи стали своей, потрясая седыми кудрями. Вздел он щит и устремился вперед, исполненный доблестной гордости.

Картон, стоя на вересковой скале, увидал, что герой приближается. Было любо ему смотреть на грозную радость лица его, на силу, увенчанную седыми кудрями. "Подниму ли копье свое, - сказал он, - что поражает врага лишь единожды? Или словами мира я сохраню жизнь ратоборца? Величава поступь преклонных годов, любезен закат его жизни. Может быть, это возлюбленный Мойны, отец колеснице властного Картона. Часто слыхал я, что он обитает у потока звучного Лоры".

Так говорил он, когда подошел Клессамор и высоко поднял копье свое. Юноша принял удар щитом и промолвил слова мира. "Воин с седыми кудрями, разве юноши ваши не в силах поднять копье? Разве сына нет у тебя, чтобы щитом прикрыть отца и встретить десницу юного? Разве нет уже больше любезной твоей супруги иль над могилами сынов твоих плачет она? Не королевского ли ты рода? И будет ли слава мечу моему, если падешь ты под ним?"

"Велика она будет, сын гордыни, - сказал Клессамор бесстрашный. - Я прославился в битвах, но никогда не называл врагу имени своего.** Сдайся мне, сын волны, и ты узнаешь, что след моего меча остался на многих полях".

"Я никогда не сдавался, властитель копий, - отвечал с благородной гордостью Картон. - Я тоже сражался в битвах и предвижу грядущую славу свою. Не презирай меня, вождь мужей, сильны и рука моя и копье. Возвратись к друзьям своим, и пусть сразятся молодые герои".

** Назвать врагу свое имя значило в те воинственные времена уклониться от боя с ним, ибо, если открывалось, что между предками сражающихся существовала дружба, бой сразу прекращался и старинная, дружба предков возобновлялась. _Человек, который называет врагу свое имя_, было в старину позорным обозначением труса.

"Зачем ты язвишь мою душу? - отвечал Клессамор, роняя слезу. - Рука моя не дрожит от старости, я могу еще поднять меч. Мне ли бежать на глазах у Фингала, на глазах у того, кто мною любим? Нет, сын моря, никогда не бежал я: подними же скорей острие копья своего".