Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Возможно, это были последние написанные им по-русски строки.

...Через день, в воскресенье, он собирался ехать в свой колледж в Саут-Хедли – начинался весенний семестр, и он надеялся укрыться от врачей и от болезни в тихом Массачусетсе...[29]

27 января – день рождения Барышникова. В отличие от Бродского, который любил и всегда многолюдно праздновал свои дни рождения, Миша свои не отмечал. Тем не менее, они с Иосифом старались в этот день быть вместе. Но 27 января 1996 года, Барышников был в Майами, и Бродский поздравлял его по телефону. Миша вспоминает, что говорили они минут сорок пять. Так, ни о чем существенном и важном. Иосиф сказал, что, если бы мог, с удовольствием прилетел бы в Майами на этот вечер, но неважно себя чувствует. Иосиф расспрашивал Мишу о его здоровье и «велел» ему в этот вечер побольше выпить водки. Барышников ответил, что «как следует» выпить не может, потому что на следующее утро у него будет болеть голова.

«Наутро после выпивки болит голова? – всполошился Бродский. – Этого быть не должно. Значит, у тебя со здоровьем что-то не в порядке, поговори со своим врачом».

Этот шутливый совет, данный за несколько часов до смерти Иосифа, навсегда врезался в Мишину память.

Бродский говорил из своего кабинета на втором этаже и сказал, что к ним зашли приятели и он должен с Мишелем попрощаться и спуститься к ним...

Когда гости ушли, он снова поднялся к себе в кабинет...

В ночь с 28 на 29 января у меня раздался телефонный звонок из Москвы. Было два часа. Звонила Галина Васильевна Старовойтова. По тону ее голоса я поняла, что она уже знает... Знает о смерти Иосифа Бродского.

Они познакомились в 1994 году в Швеции и очень друг другу понравились. Как известно, Иосиф любил поговорить о политике, и, хотя имел обо всем обычно непререкаемое мнение, с большим интересом выслушивал суждения Старовойтовой и доверял им. Он вполне оценил ее эрудицию и логический ум.

Зная, что мы с Галиной Васильевной дружны (приезжая в Бостон, она обычно останавливалась у нас), Бродский прислал нам для нее свою книжку с очень теплым автографом и всегда передавал ей приветы. Он говорил, что, если бы правительство России состояло из таких людей, как Старовойтова, ему было бы за державу не стыдно.

А Галина Васильевна преклонялась перед Иосифом Бродским, знала наизусть и любила декламировать множество его стихов.

Как-то, говоря о ностальгии, которая преследует многих эмигрантов, я призналась Галине Васильевне, что вся моя ностальгия сфокусировалась на тоске по Ленинграду. Старовойтова сказала, что прекрасно это понимает, и часто сама, находясь не за океаном, а всего лишь в Москве, испытывает к Петербургу пронзительную, почти болезненную любовь.

«Лучше всех выразил эти чувства Иосиф», – сказала она.

И ночью, 28 января, 1996 года, Галина Васильевна начала читать мне по телефону из Москвы его «Стансы городу».

Да не будет дано
умереть мне вдали от тебя.
В голубиных горах,
кривоногому мальчику вторя.
Да не будет дано
и тебе, облака торопя
в темноте увидать
мои слезы и жалкое горе.
Пусть меня отпоет
хор воды и небес, и гранит
пусть обнимет меня,
пусть поглотит,
мой шаг вспоминая.
Пусть меня отпоет,
пусть меня, беглеца осенит
белой ночью твоя
неподвижная слава земная.

Все умолкнет вокруг.
Только черный буксир закричит
посредине реки,
исступленно борясь с темнотою,
и летящая ночь
эту бедную жизнь обручит
с красотою твоей
и с посмертной моей правотою.

Потрескивание в трубке, глухой голос из-за океана. Могли ли мы предположить, какими пророческими и для нее окажутся эти строки?

Старовойтова спрашивала, есть ли надежда, что семья согласится похоронить Бродского в Петербурге, в Александро-Невской лавре, или в Комарове, рядом с Анной Ахматовой.

Я дала Галине Васильевне телефон Марии и знаю, что она обращалась к ней с этой просьбой. Мария решила иначе...

Бродский очень любил Венецию. В Венеции и о Венеции он писал и стихи, и прозу, – замечательное эссе «Набережная Неисцелимых» и великолепные стихи.

Оказавшись в Венеции зимой 1974 года, он прислал своему другу Андрею Сергееву две новогодние открытки с видами Венеции и шутливыми стихами, оказавшимися трагически пророческими: