Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Я подходила к его комнате и «деликатно уговаривала» за дверью: «Генка, что за хамство? Какого хрена ты вы...бываешься? Чего измываешься над стариками? Посади свинью за стол...» Дверь открывалась, и брюки надевались.

Шмаков вел себя так инфантильно из-за мучивших его комплексов: он-де бедный русский эмигрант, взят из милости в богатый дом и готовит для хозяев... Поэтому пусть знают, что плевать он хотел на «звездных» гостей.

Эту особенность – «плевать на звездных гостей» – еще в 1965 году отметил Яков Гордин в посвященном Гене стихотворении.

Тот, кто о власть слегка потерся, —
Тому, конечно, невдомек,
Что наше тонкое фрондерство —
Убитой гордости комок.
<...>
Зачем плюмаж на треуголке?
Будь зыбок, мыслящий тростник.
Так упоительно и горько
Великих мира подразнить.
«Памяти птицы»

Алекс и Татьяна обожали Гену, восхищались его энциклопедическими знаниями, ценили в нем чувство юмора и безупречный литературный вкус. Его умение сделать лучший в мире кокиль или буйабес оказывалось всего лишь приятным добавлением к «алмазным россыпям знаний».

Алекс был к поэзии равнодушен, но Татьяна любила и прекрасно знала Серебряный век. Знаток русской поэзии Шмаков обладал феноменальной памятью. Так что эти двое нашли друг друга. Вместе они являли собой примечательную картину: в шезлонгах, среди розовых кустов, с видом на необъятные американские дали, – они часами читали наизусть Блока, Анненского, Гумилева, Мандельштама, Ахматову и Цветаеву. Не был забыт и Маяковский. А когда к ним присоединялся Иосиф, Татьяниному счастью не было предела.

С появлением Бродского, Барышникова, Шмакова, Лены Чернышевой и Штернов в Либермании образовался устойчивый «русский круг». Татьяна никогда не любила английский язык, дома с Алексом они говорили либо по-русски, либо по-французски. С нашим появлением русский все больше и больше входил в обиход. Друзья Алекса и Татьяны не без ревности шутили, что Либермания стремительно «обрусевает» и становится похожей на русскую дачу из чеховской пьесы – с долгими застольями, водкой из морозилки, пельменями, чаями с вареньем, спорами о литературе и разговорами «за жизнь». Правда, в штате Коннектикут ощущалась нехватка черного хлеба, кислой капусты и русской селедки. Доставлять их в Либерманию из Бостона было нашей приятной обязанностью.

Элегантный, гостеприимный дом посреди американских просторов, голубой бассейн, розовый сад, книжные новинки в «диванной», изысканная кухня – все это делало Либерманию настоящей райской обителью. Мы посвятили ей и ее владельцам так много стихов, частушек и песен, что хватило бы на целый поэтический сборник. Вот один из моих шедевров:

* * *
Если с овчинку вам кажется небо,
Если вас мучают страхи и мании,
Бросьте в котомку рыбешки и хлеба,
Двигайтесь в сторону Либермании.

Мчитесь вперед по полям и дорогам,
Сквозь города и леса пролетая,

Мчитесь без страха по горным отрогам,
Беды свои позади оставляя.
Ждет вас искусство: скульптуры, картины
В розовых райских садах утопают.
Синие воды соленой писины
Негу блаженную вам обещают.

Льется вино из хрустальных графинов,
Песнь задушевная сладко поется,
Спится без снов на пуховых перинах...
«Ах, повторите, как место зовется?»
Нет, не ищите на карте названия,
Тайный оазис – моя Либермания!

Роскошный образ жизни и обслуживающий персонал – садовник, горничная, шофер, живущая медсестра, два инженера для расчетов устойчивости либермановских гигантских скульптур – стоили астрономических денег.

«Страшно себе представить, – говорил Бродский, – что будет с Татьяной, Генкой и самой Либерманией, если с Алексом что-нибудь случится». (Как-то само собой подразумевалось, что Алекс, уже перенесший инфаркт, с вырезанной опухолью в желудке и диабетом, уйдет раньше всех.)

Впрочем, судьба распорядилась иначе. Первым, 21 августа 1988 года, в возрасте 48 лет умер Гена Шмаков. Три года спустя, 28 апреля 1991 года, умерла Татьяна Алексеевна Либерман.