Читаем Поэт печали и любви полностью

В последние годы жизни из-под пера Леопарди вышли поэма "Паралипомены к Батрахомиомахии", а также две большие идиллии - "Палинодия" и "Дрок, или Цветок пустыни". Это был закономерный итог его поэтической деятельности. Сатирическая поэма была своеобразным дополнением к древнегреческой "Батрахомиомахии" ("Войне мышей и лягушек"), которую Леопарди переводил еще в отроческие годы и автором которой считал Гомера. Да и сам жанр идиллии был воспринят им в древнегреческой лирике. Но идиллия итальянского поэта XIX века стала иной, а ее лиричность носит более утонченный и интеллектуальный характер. Особой же оригинальностью отличается разработанный Леопарди жанр большой идиллии, построенной по музыкальному принципу. В основе ее композиции лежит система противоборствующих и многовариантных лейтмотивов, с беспредельным пространством и открытым временем. Мир больших идиллий разомкнут, и присутствующая в нем личность всегда соотносится с целым мирозданием без опосредующих звеньев. Эта личность гуманна и готова к состраданию, и, что самое главное, она духовно независима. А духовная независимость воспринималась как одно из проявлений столь ценимой романтиками свободы. Большие идиллии Леопарди, скорбные в своей основе, могут совмещать лирику и сатиру, печальное и смешное.

Такова сатирическая идиллия "Палинодия", что в переводе с греческого означает - двойное отречение. В ней автор высмеивает идеологию современного ему оптимизма. Основной мотив "Палинодии" связан с образом счастливого будущего, "которое сулят все газеты". И в этом грядущем "золотом веке" всеобщего благоденствия выделяется тема технического прогресса, машинизации и засилья прессы. Сам стиль стихотворения, приближенный к публицистическому, необычен для поэзии Леопарди из-за обилия политической и социальной терминологии, географических названий, глаголов в будущем времени. Увлекшись иронией, автор смешивает воедино блага и бедствия. Здесь впервые у Леопарди появляется тема социального контраста:

Голодный нищий будет у богатых

Слугою и работником, в любой

Общественной формации...

Последняя идиллия Леопарди "Дрок, или Цветок пустыни" тематически продолжает философскую тему "Ночной песни пастуха". Здесь вновь знакомый мотив ночи-бесконечности и та же тема пустыни мира. Но вместо условной Азии появляется картина Юга Италии: Неаполь, Везувий, Помпея. В годы работы поэта над этим произведением близ Везувия производились археологические раскопки, и древняя Помпея впервые предстала взорам ошеломленных жителей XIX века.

Пространство в "Дроке" обретает большую материальность, а время исторический отсчет. Поэт напоминает о том, что восемнадцать веков отделяют его от трагического последнего дня Помпеи. Бесконечность заполняется звездами, и в них поэт видит материальные астрономические тела. У него даже мелькает мысль: а что, если бы оттуда, из космической дали, взглянуть на нашу землю? Эту мысль поэта позднее подхватит и разовьет Рильке в своих "Фонтанах" (1900).

Образ жесткой мачехи-природы, враждебной человеку, воплотился в символическом образе Везувия и в исторически конкретном облике разрушенной Помпеи. В стихотворении многократно возникает тема круговорота времени. Везувий не раз обрушивал потоки смертоносной лавы на селения людей. И сейчас крестьянин, живущий в этих местах, с тревогой поглядывает на огнедышащую гору в ожидании новых бедствий. Но на этот раз круговорот истории осмыслен по-новому, и в нем возможны повторения светлых периодов. Лава продолжает угрожать человеку, но на склонах Везувия вырос нежный и пахучий дрок.

Образ душистого дрока - емкий, многозначный символ лживого порождения природы. Беззащитный и хрупкий, он живет на склоне огнедышащего Везувия и дарит пустыне свежий аромат. Какой урок человеку!

Понятие о круговороте истории у Леопарди как будто и не противоречит его вере в поступательное движение человеческой мысли. Верный своим просветительским убеждениям, поэт и здесь прославляет человеческую мысль:

Ту мысль, благодаря которой мы

Из варварства едва лишь

Восстали...

В "Дроке" появляется образ "содружества людей", сплоченных в "одном союзе" общим стоическим сопротивлением жестокой "мачехе-природе", и приобщившийся к этому "союзу" лирический герой уже не чувствует себя обреченным. Его надежда на будущее еще очень хрупка. Она выстрадана и со всех сторон теснима мотивами скорби, сомнения, иронии и самоиронии. Но значительно и сцепление добрых мотивов: "содружество людей", бесстрашный цветок пустыни, одухотворенная мысль и раскрывающаяся картина бесконечной красоты мира.

Поэтический образ в лирике Леопарди строится на сочетании конкретного и неопределенного, привычного слова и необычной интонации стиха. Лексика поэта отличается строгой простотой, хотя и встречаются архаические слова и обороты, но все это в меру. Риторические вопросы, восклицания, афористичность еще связаны с традициями классицистов, но выглядят обновленными в сочетании с новыми ритмическими фигурами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное