Не знаю отчего, но на груди природы —Лежит ли предо мной полей немая даль,Колышет ли залив серебряные воды,Иль простирает лес задумчивые своды, —В душе моей встает неясная печаль.Есть что-то горькое для чувства и сознаньяВ холодной красоте и блеске мирозданья:Мне словно хочется, чтоб темный этот лесИ вправду мог шептать мне речи утешенья,И, будто у людей, молю я сожаленьяУ этих ярких звезд на бархате небес.Мне больно, что, когда мне душу рвут страданьяИ грудь мою томят сомненья без числа, —Природа, как всегда, полна очарованьяИ, как всегда, ясна, нарядна и светла.Не видя, не любя, не внемля, не жалея,Погружена в себя и в свой бездушный сон, —Она — из мрамора немая Галатея,А я — страдающий, любя, Пигмалион.1884
«Наше поколенье юности не знает…»
Наше поколенье юности не знает,Юность стала сказкой миновавших лет;Рано в наши годы дума отравляетПервых сил размах и первых чувств рассвет.Кто из нас любил, весь мир позабывая?Кто не отрекался от своих богов?Кто не падал духом, рабски унывая,Не бросал щита перед лицом врагов?Чуть не с колыбели сердцем мы дряхлеем,Нас томит безверье, нас грызет тоска…Даже пожелать мы страстно не умеем,Даже ненавидим мы исподтишка!..О, проклятье сну, убившему в нас силы!Воздуха, простора, пламенных речей, —Чтобы жить для жизни, а не для могилы,Всем биеньем нервов, всем огнем страстей!О, проклятье стонам рабского бессилья!Мертвых дней унынья после не вернуть!Загоритесь, взоры, развернитесь, крылья,Закипи порывом, трепетная грудь!Дружно за работу, на борьбу с пороком,Сердце с братским сердцем и с рукой рука, —Пусть никто не может вымолвить с упреком:«Для чего я не жил в прошлые века!..»1884
«Последняя ночь… Не увижу я больше рассвета…»
Последняя ночь… Не увижу я больше рассвета;Встанет солнце, краснея сквозь мутную рябь облаков, И проснется столица, туманом одета, Для обычных забот и трудов.Но ни свист пароходов, ни уличный гул и движеньеНе разбудит меня. С торжествующим, бледным лицом Буду гордо вкушать я покой и забвенье,И безмолвная смерть осенит меня черным крылом…Яд промчится огнем по мускулам дряблого тела,Миг страданья — и я недоступен страданью, как бог. И жизнь отлетела,И замер последний, агонией вырванный вздох.1884