2. Главнейшими символами молнии была стрела, а дождя – мед и вино; и та и другие играют важную роль в свадебном обряде. Эрос или купидон, бог любви (ερωζ – любовь, вожделение), изображался крылатым, с луком и стрелами, пуская которые он зажигал сердца любовною страстию. Греческого Эроса Макс Мюллер сближает со словом Aruscha, которое употребляется в Ведах и как эпитет, означающий «светлый», и как существо мифологическое: как Эрос – сын Зевса, так Аруша называется сыном Диауса (Divan shishus), и точно так же представляется прекрасным ребенком. Это собственно – олицетворение молниеносной стрелы, бросаемой богом-громовержцем в дождевые тучи; представление Эроса малюткою объясняется из древнейшего воззрения на молнию как на карлика (эльфа), а легкие крылья его – эмблема быстроты, с которою летит стрела-молния; и стрелу, и молнию народные предания равно наделяют крыльями, и отождествляют их с птицами (см. гл. X
). Эрос чтился греками не только как возбудитель любви, но и как творческая сила, вызывающая мир к бытию, как божество весны[269]. В одном заговоре на любовь читаем: «Встану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь… в чистое поле; стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю-посмотрю на ясное небо: со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь-покорюсь и спрошу ее: куда полетела, огненна стрела? – Во темные леса, в зыбучие болота, в сырой кореньё. О ты, огненна стрела! Воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на святой Руси красна девица (имярек); полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала-горевала весь день – при солнце, на утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на убылых днях отныне и до века» (Шенкур. уез.). В народных русских сказках царь дает своим сыновьям такой приказ: «Сделайте себе по самострелу и пустите по каленой стреле; чья стрела куда упадет – с того двора и невесту бери!» (или: какая девица подымет стрелу – та и невеста!) Отсюда становится понятным, почему в старину, окручивая невесту, девичью косу ее разделяли стрелою, а гребень, которым коса расчесывалась, обмакивали в мед или вино; почему в сеннике, где клали спать молодых, по углам и над брачною постелью утверждали стрелы; почему наконец, когда просыпалась молодая на другой день брака, то покров с нее приподымали стрелою. Как метафора молнии, которою Перун сверлит тучи, проливает дожди и снимает с неба облачные покровы, стрела в свадебном обряде служила знамением плодородия и вместе с тем была орудием, освящающим брачный союз, – точно так же, как у германцев употреблялся для этого молот, один из главнейших атрибутов Тора. Но как тем же орудием поражает Перун демонов, то стрела служила во время свадьбы и предохранительным средством против влияния нечистой силы и злых чар. То же значение соединялось и с другою эмблемою молнии – острым мечом. Спальню молодых охранял в старину конюший или ясельничий, разъезжая вокруг нее с обнаженным мечом[270].В древненемецких сагах питье из одного кубка вина девою и юношею принимается за символический знак их любви и согласия на брачный союз. По требованию венчального обряда, жених и невеста пьют вино из одного ковша, подаваемого им священником; в старину, как видно из свадебных чиноположений, жених после того, как вино было выпито, бросал склянницу оземь и топтал ее ногою; Олеарий и Ченслер говорят, что склянницу растаптывали вместе и жених, и невеста. По старинному обычаю, крестьянская свадьба не бывает без пива и браги, и выражение «заварить пиво или брагу» доныне употребляется в смысле: готовиться к свадьбе. Девицы, желающие поскорей выйти замуж, прибегают к такому средству: тайно ото всех ставят в печь корчагу и заваривают в ней солод; когда солод поспеет, корчагу выносят за ворота и там спускают сусло, с надеждою, что прежде, чем окиснет пиво, приедет жених свататься и что этим самым пивом придется его подчивать[271]
. Подблюдная святочная песня, предвещающая скорый брак, гласит: