Поэтический космос

Речь идет о том, что пространство и время нашего мира как бы незримо пересекаются пространством и временем мира космического, "тридевятого царства". Чтобы проникнуть в этот мир, нужно в мгновение ока с огромными скоростями преодолеть великие расстояния. Для этого человеку нужны волшебные предметы: сапоги-скороходы, шапка-невидимка, ковер-самолет. Проникновение в космический мир связано с тяжелыми испытаниями: проход сквозь "огонь, воду и медные трубы". Темное пространство колодца, пещеры, дупла или даже чрева змея внезапно раздвигается, и человек оказывается в другом мире. Пограничное состояние перехода равносильно смерти: герой умирает, чтобы вновь родиться. При этом все его тело как бы воссоздается заново. Пропп дает подробное описание этого обряда во многих главах. Все нутро умершего перебирается и заменяется другим. В рассеченную грудь вставляют "магический кристалл", заменяют глаза, уши, рассекают язык или вставляют вместо него змеиное жало. Вспомним пушкинского "Пророка":

И он мне грудь рассек мечом

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

И он к устам моим приник

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

Преждевременно делать какие-либо выводы, но ясно, что и в сказке, и в мифе, и в литературе мы имеем дело с неким кодом всей мировой литературы. Само существование этого метакода само по себе таинственно и загадочно. Его исследование сулит немало открытий.

Сказка, как хрустальный ларец Кощея, таит в себе много неожиданного и неизведанного.

После пятнадцати лет преподавания фольклора в Литературном институте я пришел к твердому выводу: сказки - это послание от высоких цивилизаций, потаенный язык вселенной. Послание идет к нам и поныне из тридевятого царства света. Он стекает с вершин "светового конуса мировых событий", именуемого в сказке хрустальной горой.

Эта гора вершиной опрокинута в человека и отражена в его душе, словно в горном озере. "Горний" смысл сказки в центре, где хрустальное отражение преломляется двумя сходящимися вершинами.

ПОЕДИНОК СО СМЕРТЬЮ

"А под маской было звездно..."

(Мистерия воскрешения)

Представление о неведомой стране, в которую ведет долгий, далекий и трудный путь, - характернейший мотив сюжета о загробных странствиях.

...На путь бо иду долгий...

И во страну чужую, иде же не вем, что срящет мя...

Смерть-уход - весьма распространенный образ в литературе. В мире Достоевского "особое место занимают смерти-уходы... За смерть сознания (органическая смерть, то есть смерть тела, Достоевского не интересует) человек отвечает сам... Смерти как органического процесса, совершающегося с человеком без участия его ответственного сознания, Достоевский не знает. Смерть есть уход. Человек сам уходит. Только такая смерть-уход может стать предметом (фактом) существенного художественного видения...". (Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979).

Разумеется, уход Ильи Муромца, отца Сергия и самого Льва Толстого явления далеко не тождественные. И все же поэтическая, звездная высота такого поступка вполне соразмерна масштабам звездного неба, где сказочным аналогом самого сюжета может оказаться "исчезновение" громадного созвездия Ориона и его "возвращение" в зените славы.

Уход героя из обжитого пространства в тридевятое царство проигрывается ежегодно по многу раз во множестве погребальных и поминальных ритуалов, он ежегодно повторялся на небе, когда то или иное очеловеченное созвездие исчезало из поля зрения, чтобы потом вернуться "в славе"; он воплощался словесно в сюжете сказки. И во всех трех воплощениях сюжета сохранялась одна и та же идея: человек уходил из мира временного, чтобы остаться в вечности.

Для фольклорного восприятия весьма существенна конкретность и осязаемость. Там нет отвлеченного, невидимого пространства и времени. Все "лики" человека и мироздания можно увидеть в звездном сияющем облачении. Мир, который мы сегодня называем невидимым, был различим В ночном небе. Но наступило время, когда о небе стали медленно забывать.

То, что мы сегодня называем мифом, когда-то было озвучено громом и бурей, "инсценировано" звездами в огненном исполнении. Ныне "зрители" покинули звездный театр, забыли о декорациях, и память хранит лишь словесные образы былого. Словесное небо оказалось не менее ярким, чем звездное. Здесь свои "созвездия" древних образов: певцы от Ориона до Садко, Царь-девицы от Кассиопеи до Василисы Прекрасной. Множество сюжетов и один всеобщий для звезд. Все звезды "умирают" при свете дня, но к вечеру оказываются "живыми". Многие звезды и целые созвездия падают, "уходят" за горизонт, чтобы вернуться в прежнем сияющем блеске через какой-то срок.