Поэтический нарцисс

За стеной бил красный молот грома,

Дрожь прошлась по тлеющим свечам.

Мы с попом хлебнули самогона

И под «Матерь» сели помолчать.

Помолчали. Поп, промежду прочим,

«Как супруг?» – спросил. «Супруг?» – «Ага». –

«Хорошо. Он сущий ангелочек,

Если есть у ангелов рога.

Как твоя?» – «Да, знаешь ли, стареет». –

«Время – шельма. Время, как игла.

Время жрёт быстрее гонореи

Наши мысли, души и тела».

Оставалось в рюмочке немного.

Мы с попом пошли на перекур.

Он сказал: «Весь мир в кармане Бога!

Совести ещё бы старику». –

«Милый друг, ты всё в печали той же!

Как тебе не тошно ею жить?

Мне пора». – «Сокровище, постой же!» –

«Утреню сначала отслужи».

Ночь на берегу

Мы сидим так банально на берегу – ночь.

Говоришь: «Я дышать без тебя не могу!»

Дует ветер и чёрные волны бегут.

Я тебе говорю: «Как не мочь?

Страсть – копейка, она – ничего!»

Зло бросаешь в ответ: «Как не мочь?

Может, так же, как ты без него?»

«Без кого? – говорю. – Их полно».

Мы сидим на песке, берег пахнет волной.

Мир развязно прилёг на холмы и нем

Мир развязно прилёг на холмы и нем,

Ты стоишь у дверей – на взводе.

Ты ушёл от неё и как будто ко мне,

Но к таким, как я, не уходят.

Я, конечно, считаю день за игру

И, наверно, чуть-чуть любила.

Но я в плен давно уже не беру,

Я давно уже всех распустила.

На белом берегу

Ты вышел с ней на белый берег

И приобнял её устало.

Ты с постоянством Блока верен

Бодлеровскому идеалу.

А как иначе? Запах пряный

И белые ряды акаций.

Любовь настолько постоянна,

Что невозможно наиграться.

Развод

Вьюга страшно мела, вьюга розы несла,

Посинелые тучи скрывали Луну.

Ты спросил у меня, почему я ушла,

Под вопросом имея – к нему.

Снег, как в чаше, бурлил, старый двор побелил,

Было слышно, как дьявол крылом шуршит,

Ты сказал: «Я тебя от души любил,

А не надо любить от души.

Разве он любит так же, как я?»

«Я не знаю, но он похож на тебя».

«Разве он меня лучше?» – «Нет».

«Разве память пуста обо мне?» – «Только след».

«Разве всё, что было, игра?» – «Вряд ли».

«Разве тут далеко беда?» – «Рядом».

«Ты бежишь от меня?» – «Никуда».

«Ты и раньше была неверна мне?» – «Да».

«Значит, правду мне говорят?» – «Лгут».

«Так зачем мы жили?» – «Зачем живут?»

«Ты сегодня решилась?» – «Разом».

«Ты свободой прельстилась?» – «Раем».

«Разве ты не будешь жалеть?» – «Буду».

«Разве так расстаются?» – «Так любят».

Натурщик

Я напишу с тебя статую, ты прекрасен.

Будешь моим Аполлоном, когда я (Зевс)

Буду смотреть на тебя, замерев на террасе,

Вместе со скульптором в гипсе тебя раздев.

Жаль, отпылают губы во тьме кромешной,

Мягких волос твоих золото скоро осыплет снег.

Значит, что мы со святым одинаково грешны,

Если стареет в мире любой человек.

Только моргнёшь, а летят перелётные птицы,

Только родишься, как путь отсчитали уже –

Надо со статуей поторопиться,

Если так скромно отмерено честной душе.

Южный друг

Мой южный друг! Насколько было глупо

Лгать, верить и любить.

Каприза времени мне не остановить,

До нас дойдут и ссоры, и разлука.

И в день очередной я образ твой забуду,

Ты будешь ждать, ревнуя без ума,

Но я уже не напишу письма,

Не прикоснусь к краям разбитого сосуда.

В тот день ты не уснёшь, измучен, до рассвета,

И сладко пьяный от вина,

Ты будешь спрашивать, за что твоя луна

Ушла с твоих небес, но не дадут ответа.

Игрища

Я встретила вас, вы сидели в кафе, а справа

Сидела не то ли подруга, не то ли шалава.

Стесняясь, вы отвели глаза,

Вам нечего было сказать

Той ночью нервно-усталой.

И я вас, смущённой, смущать не стала.

Я вышла – так чёрство и глухо –

И вывела за собой не то ли такую же шлюху,

Не то ли шлюху с душой.

Признаюсь, мне нечего было ответить.

Мы снова играли, как будто от скуки играют дети.

Мы снова тянули к игрушкам руки,

Как к солнцу цветы на рассвете.

На окраине

Он дверь закрыл и снял пальто,

Я ветрено его спросила: «Никто не видел?»

«Нет, никто!»

Он, как всегда, был в лучшем виде.

Мы пили сладкое вино, мы выходили на балкон,

Ютясь на городской окраине.

Был без любви прекрасен он!

Слегка небрежен без раскаяния.

Вдали – горячая гроза.

Халатом стянутая талия.

Лишь в камне прятала глаза

Невероятная Италия.

Так бесконечно и легко

Мы жили с чувством, с безмятежностью,

Мы заходили далеко,

Мы верили любви и нежности.

И мы спускались в город, там

Всё возникало, просыпалось.

С нас осужденье тучных дам

Снимало сладкую усталость –

Мы возвращались.

Звонки из Парижа

Я только вам несколько строк –

Напишу, начерчу

И выйду из вашего дома на Петровке в старом пальто.

Я только хочу объяснить –

Если вы зашли за черту,

Вас не проводит уже никто.

Вы встанете завтра, выпьете кофе: «Париж!» –

Крикните мысленно, горячо, предвзято к Москве.

А меня уже нет – и на вас навалится тишь,

Вы уедете из ничего никем.

Вы будете ходить на цветущий Монмартр,

Смотреть с упоением на Эйфелеву башню.

И каждым шагом считать, что вы ставите мат мне,

Что я никогда не сменю улицу, дом, подъезд, этаж.

Друзьям расскажете, как незанятна Москва,

Как прожорлива и не идёт климат,

А главное – я как в Москве черства,

Как снег, как ливни, как стужа, как град.

Потом заживу с другим, вы с другой – на просторах земли,