Поэтика за чайным столом и другие разборы

СТЕРВА ж. и стерво ср. — труп околевшего животного, скота; падаль, мертвечина, дохлятина, упадь, дохлая, палая скотина. Ныне корова, завтра стерва. Стервяной, ко стерву относящ. Стервятина, падалина, мертвечина, мясо палого животного. Стервятник или стервяник, медведь самой крупной породы, охотнее прочих питающийся падалью <…> || Пск. бранное также стервень, стервюжник, бешеный сорванец, неистовый буян. Стервятничье логво. || Стервятник, большой черный орел, могильник, следящий стаями за гуртами и войсками. Стервоядные животные. Стервенеть, стервениться, стать, приходить в остервененье, в бешенство, неистовство, ярость, зверство; начать остервеняться.

[ТСЖВЯ 1863–1882: III, 323]

Ругательные стерва, стервец, стервоза тут отсутствуют, но есть стервень и стервюжник, люди, чье буйство понятным образом связывается (как и и в словах типа остервенение) со зверством стервятников и стервоядных^[751].

Аналогичная, но еще более бедная картина налицо в конце XVIII в. [САР 1789–1794], где есть стерво/стерва («труп»), стервятина, стервенею, остервеняю, остервеняюсь, остервенение, но нет переносных бранных значений, каковые, по-видимому, появляются (или, во всяком случае, замечаются литераторами и лексикографами) лишь во второй половине XIX в. Многообещающей подсказкой, с точки зрения будущего развития в сторону ругательной стервы, выглядит толкование смысла глагола остервенять: «Говоря о некоторых животных значит: привожу в ярость, располагаю к злодеянию, а паче к жестокости, лютости» [САР 1789–1794: V, 730].

3

У Даля непосредственно перед СТЕРВОЙ идет глагол

СТЕРБНУТЬ стар. <…> твердеть, коченеть, терпнуть, тупеть, черстветь, коснеть —

[ТСЖВЯ 1863–1882: III, 322]

намечающий этимологический ход от затвердения к околению, а соответствующий ему диалектный глагол совершенного вида:

ОСТЕРБНУТЬ южн. зап. окрепнуть, напр. после хвори, —

[ТСЖВЯ 1863–1882: II, 704]

напротив, связывает затвердение с укреплением здоровья.

Промежуточное положение между омертвляющими и оздоровляющими коннотациями корня СТЕРБ- занимает древнерусское слово стьрбль ‘человек зрелого возраста’ и соответствующее прилагательное стьрблый. А непосредственно за ними идут стьрво, стьрвь ‘труп’ и стьрвеный ‘плотоядный’ [СДЯ 1893–1912: III (1), 586–587], причем хищность здесь, по-видимому, не ограничивается поеданием падали, а распространяется на любую добычу, чем, возможно, объясняется развитие семы по-звериному здоровой ярости в словах остервенение, остервенелый и под. Ср. сходное примирение плото- и стервоядности в этимологическом комментарии к слову СТЕРВА в новейшем толковом словаре:

СТЕРВА/СТЕРВО — первонач. «остатки, куски мяса домашнего животного, растерзанного диким зверем».

[ТСРЯПС 2007: 941]

Вслед за привлечением древнерусских данных естественно обратиться к этимологическим словарям, каковые разворачивают широкую картину славянских, балтийских и других индоевропейских сближений, возводимых к и.-е. *(S)TER(BH), *(S)TER(P)- ‘твердеть, коченеть’. У его славянских потомков поражает устойчивость, с одной стороны, семы ‘мертвое тело, труп, а с другой — ‘крепкость, здоровье, исцеление’. Предположительно к единому этимологическому древу относятся такие разные слова, как русск. стервец, стервятник, стервенеть, терпеть, (о)торопеть ‘выздороветь’, сербо-хорв. острабити ‘вылечить, др-русск. тереба ‘треба, жертвоприношение’, русск. теребить ‘корчевать’, истреблять; лат. torpor ‘оцепенение’, др-греч. stereos ‘крепкий, твердый’ и… нем. sterben ‘умирать’ [ЭСРЯП 1914: II, 382–383; ЭСРЯФ 1964–1973: II, 144; III, 756–757; IV, 45–46; ИЭССРЯ 1994: II, 202; DRLE 1948: 204; Melenciuc, Camenev 2008: 128].

4

Неожиданное появление в этом этимологическом реестре слова sterben возвращает нас к предсмертной реплике Чехова.

В его ранних рассказах встречаются как остервенение, так и стервец и стервоза.

А вдовица, известное дело <…> Скопидомка <…> Кругом его ощипала <…> Взяла, стервоза, да и отпорола его красную подкладку себе на кофту, а вместо красной подкладки серенькую сарпинку подшила («Герой-барыня», 1883; Чехов 1974–1983: II, 152).

Для портного наступила новая эра. Просыпаясь утром и обводя мутными глазами свой маленький мирок, он уже не плевал с остервенением… («Капитанский мундир», 1885; Там же: III, 166–167).

Петр Демьяныч взял котенка за шею и потыкал его мордой в мышеловку.