Читаем Поэтика за чайным столом и другие разборы полностью

Брюсов: Я не знаю других обязательств, Кроме девственной веры в себя. Этой истине нет доказательств, Эту тайну я понял, любя. Бесконечны пути совершенства, О, храни каждый миг бытия! В этом мире одно есть блаженство — Сознавать, что ты выше себя <…> Хорошо, уносясь в безбрежность, За собою видеть себя («Обязательства»); Но боюсь, что в соленом просторе — Только сон, только сон бытия! Я хочу и по смерти и в море Сознавать свое вольное «я»! («К самому себе»);

Белый: Я забыл. Я бежал. Я на воле <…> Одинокое, бедное поле <…> Не страшна ни печаль, ни тоска мне <…> Восхожу в непогоде недоброй Я лицом, просиявшим как день <…> Пусть в колючих, бичующих прутьях Изодрались одежды мои… («В полях», «Я забыл. Я бежал. Я на воле…»); Облечен в лошадиную кожу, Песью челюсть воздев на чело, Ликованьем окрестность встревожу, — Как прошло: всё прошло — отошло <…> В хмурый сумрак оскалены зубы Величавой короны моей («Полевой пророк»);

Блок: Все гляжусь в мое зеркало сонное… <…> Вон лицо мое — злое, влюбленное! Ах, как мне надоело оно! <…> Запевания низкого голоса, Снежно-белые руки мои, Мои тонкие рыжие волосы, — Как давно они стали ничьи! («Петербургские сумерки снежные…»); Ты стоишь под метелицей дикой, Роковая, родная страна <…> Твоего мне не видно лица. Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца? <…> Там прикинешься ты богомольной, Там старушкой прикинешься ты <…> Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным! <…> На пустынном просторе, на диком Ты все та, что была, и не та, Новым ты обернулась мне ликом, И другая волнует мечта… («Новая Америка»).

Естественно связывающиеся с этим комплексом мотивы ностальгии по ушедшей молодости также налицо в АнЗжм (примеров не привожу).

Любопытным свидетельством устойчивости кластера, созданного в ПЗ (если не его прямого влияния), представляются два стихотворения позднего Заболоцкого:

Облетают последние маки <…> И природа в болезненном мраке Не похожа сама на себя. По пустынной и голой аллее Шелестя облетевшей листвой, Отчего ты, себя не жалея, С непокрытой бредешь головой? <…> Ну, а что же с тобой приключилось, Что с душой приключилось твоей? Как посмел ты красавицу эту, Драгоценную душу твою, Отпустить, чтоб скиталась по свету, Чтоб погибла в далеком краю? <…> Нет на свете печальней измены, Чем измена себе самому («Облетают последние маки…», 1952); Разве ты объяснишь мне — откуда Эти странные образы дум? <…> Мысль, возникшая в муках творенья, Разорвет мою грудь пополам <…> Мотылек у свечи умирает, Чтобы вечно пылала свеча! («Разве ты объяснишь мне — откуда…», 1957).

О семантике анапестов Ходасевича см. специальную работу: Федотов 2010.

201


В корпусе стихотворений, написанных АнЗжм, 5-строчные строфы, в частности AbAAb, — редкость. Среди них «Пчелы» Фета (1854; есть сходства с ПЗ): Пропаду от тоски я и лени, Одинокая жизнь не мила, Сердце ноет, слабеют колени, В каждый гвоздик душистой сирени, Распевая, вползает пчела… и далее: Дай хоть выйду я в чистое поле Иль совсем потеряюсь в лесу…; и «Пляски осенние» Блока (1905; 5-строчная строфа только первая, сходства с ПЗ тоже есть): Волновать меня снова и снова — В этом тайная воля твоя, Радость ждет сокровенного слова, И уж ткань золотая готова, Чтоб душа засмеялась моя и далее: С нами, к нам — легкокрылая младость <…> И откуда плывет Тишина?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука