Поэты 1880–1890-х годов

В 1888 году Лохвицкая окончила Александровский институт и переехала из Москвы в Петербург, где после смерти отца поселилась ее мать. Четыре года спустя Лохвицкая вышла замуж за профессора архитектуры Е. Э. Жибера и некоторое время жила в Тихвине и Ярославле, а затем вместе с семьей обосновалась в Москве.

Начало регулярной литературной деятельности Мирры Лохвицкой относится к 1889 году, когда в иллюстрированном журнале «Север» были напечатаны ее стихотворения.

За несколько последующих лет она становится постоянным сотрудником многочисленных журналов — «Художник», «Труд», «Нива», «Всемирная иллюстрация», «Северный вестник», «Книжки „Недели“», «Русская мысль» и других. Журнал «Русское обозрение» напечатал ее поэму «У моря» (1892), после которой о Мирре Лохвицкой заговорили как о новом многообещающем таланте.

Лохвицкая печаталась в органах самых различных направлений. Позднее о ней писали как о поэтессе, которая отмежевала себе исключительно область так называемой «чистой», или «парнасской» поэзии, далекой от общественных и житейских тенденций и идеалов[170].

К середине 90-х годов Лохвицкая пользовалась уже значительной известностью, ее имя нередко упоминалось в ряду наиболее популярных молодых дарований. Критика много писала о Лохвицкой, причем одни осуждали вакхические вольности ее поэзии, а другие, напротив, ставили ей в заслугу дерзкую откровенность ее интимной лирики. Поэт Минский утверждал впоследствии: «Первоначальные стихотворения Лохвицкой отличаются жизнерадостностью, страстностью, вакхическим задором. Юная поэтесса порою казалась нескромной, ее мечты и порывы — мало целомудренными. Но здесь, мне кажется, было гораздо больше искренности, чем нескромности»[171]. Иным законодателям литературных нравов стихи Лохвицкой казались и вовсе «безнравственными», однако, по свидетельству В. И. Немировича-Данченко, такой строгий судья, как Л. Н. Толстой, снисходительно оправдывал ее: «Молодым пьяным вином бьет. Уходится, остынет, и потекут чистые воды»[172].

В 1896 году стихотворения Лохвицкой были впервые изданы отдельной книгой. За этот сборник Лохвицкая получила Пушкинскую премию. Рекомендательный отзыв по отделению языка и изящной словесности Академии наук был написан А. А. Голенищевым-Кутузовым. Молодой В. Брюсов тогда же отнес Лохвицкую к «школе Бальмонта», он считал, что Лохвицкая, как и некоторые другие поэты (Варженевская, Курсинский, Голиков и др.), «стала писать в бальмонтовском духе»: «Все они перенимают у Бальмонта и внешность: блистательную отделку стиха, щеголяние рифмами, ритмом, созвучиями, — и самую сущность его поэзии: погоню за оригинальными выражениями во что бы то ни стало, вместе с тем все они, как и Бальмонт, чистые романтики»[173].

С Бальмонтом Лохвицкую связывали близкие отношения. Их знакомство состоялось в 1898 году. Лохвицкой Бальмонт посвятил один из лучших своих сборников «Будем как солнце» (1903).

В литературных кругах Москвы и Петербурга Лохвицкая была принята благосклонно. Поэтический талант Лохвицкой был признан такими поэтами «старой школы», как А. А. Голенищев-Кутузов, К. К. Случевский. Одним из учителей поэтессы был А. Н. Майков, который руководил ею на первых порах. Она восторженно была встречена поэтами, представителями новых течений в поэзии: Фофановым, И. Северянином, Льдовым и другими.

О Лохвицкой много говорили и писали, она появлялась на «пятницах» К. К. Случевского, часто выступала с чтением своих стихов на публичных вечерах в пользу Литературного фонда. Выступления Лохвицкой всегда проходили с шумным успехом, которому немало способствовало и ее личное обаяние. Хорошо знавший Лохвицкую И. Бунин относил свои воспоминания о ней к числу «самых приятных». Познакомились они в редакции «Русской мысли», куда принесли одновременно свои стихи. «И все в ней было прелестно — звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая легкая шутливость…» Бунин подтверждает, что при жизни Лохвицкая «пользовалась известностью, слыла „русской Сафо“ (как, впрочем, многие русские поэтессы). Воспевала она любовь, страсть, и все поэтому воображали ее себе чуть ли не вакханкой, совсем не подозревая, что она, при всей своей молодости, уже давно замужем… мать нескольких детей, большая домоседка, по-восточному ленива: часто даже гостей принимает лежа на софе, в капоте, и никогда не говорит с ними с поэтической томностью, а напротив, болтает очень здраво, просто, с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью — все, очевидно, родовые черты, столь блестяще развившиеся у ее сестры, Н. А. Тэффи»[174].