Поэты пражского «Скита»

Хочу не петь, а говорить
О том, что жизнь проходит мимо,
Что сердцу суждено любить,
Что сердца страсть неутолима…
Что мне гореть и отпылать
Вдали от дорогого края,
О родина, не знала я,
Тебя навеки покидая…

О, почему в любви всегда

Такая боль, такая нежность…
Скрывают мертвые года
Степей далеких белоснежность…
Россия, твой багряный плат
Пожаром дальним полыхает,
У тяжких и закрытых врат
Стою Изгнанницей из Рая.

Любимая, прости, прости.

Мне боль живые раны лижет…
О, если бы твои кресты
Мне хоть на миг увидеть ближе
И услыхать, в глубоком сне,
Простершись на чужих ступенях,
В глухой и душной тишине
Твое рыдающее пенье.

Прага, 1927

НОЧЬ

Tristissima noctis imago… [94]

Овидий. Последняя ночь в Риме

Бесшумным коршуном автомобиль скользнул,
В безликий сумрак ночи уплывая.
И эхом дальним — тяжкий гул
Прогромыхавшего трамвая.

За окнами глухая мгла,

Как птица, крыльями махает,
К преграде призрачной стекла
С беззвучным криком приникает…

Как боль, все сны мои остры,

И сном навеки отпылали
Все звездные мои костры,
Как отлетают птичьи стаи.

Любви иной не зацвести.

Как сердце болью прорастает!
И юность, крылья опустив,
Снегами вешними истает…

А дни, как медленные строфы,

И тяжек их усталый лёт.
К крестам какой меня Голгофы
Судьба изменная ведет?..

Идти и падать… Полыхая,

Пустынная зовет заря.
К земле какой, изнемогая,
Припасть, отчаяньем горя…

Какие проходить дороги,

Какие метить берега?
И умереть на чьем пороге,
Далекие забыв снега?..

О боль моя, тебя, как тяжесть,

Я проношу, и ночь глуха.
Янтарная заря расскажет
Далеким пеньем петуха,

Как утро ночи сменит стражу

И мрак, устав крылом махать,
В рассвете трепетном покажет,
Как могут звезды потухать.

Февраль 1927

«Жду и тоскливо множу…»

Жду и тоскливо множу
Жизни каждый удар.
Пустую покинув ложу,
На сцену несу свой дар.

Занавес поднят. Время,

Время игру начать.
На сердце крепче кремня
Воли моей печать.

Я сама углем на картоне

Свою начертала роль.
Бутафорской принцессой в короне
Жду тебя, театральный король.

Но приходишь ты бледный-бледный

И совсем, совсем не тот.
Мечом рассечен панцирь медный,
И черный искривлен рот.

Взгляд задернут угрюмой тайной,

Пусты тени свинцовых век.
Ты пришел, не король театральный,
А усталый чужой человек.

Борис СЕМЕНОВ *

ПСАЛОМ [95]