Поэты пушкинской поры

Стеснилось время им в один крылатый миг.

По жизни так скользит горячность молодая

И жить торопится и чувствовать спешит!

Напрасно прихотям вверяется различным;

Вдаль увлекаема желаньем безграничным,

Пристанища себе она нигде не зрит.

Счастливые лета! Пора тоски сердечной!

Но что я говорю? Единый беглый день,

Как сон обманчивый, как привиденья тень,

Мелькнув, уносишь ты обман бесчеловечный!

И самая любовь, нам изменив, как ты,

Приводит к опыту безжалостным уроком

И, чувства истощив, на сердце одиноком

Нам оставляет след угаснувшей мечты.

Но в памяти души живут души утраты.

Воспоминание, как чародей богатый,

Из пепла хладного минувшее зовет

И глас умолкшему и праху жизнь дает.

Пусть на омытые луга росой денницы

Красивая весна бросает из кошницы

Душистую лазурь и свежий блеск цветов;

Пусть, растворяя лес очарованьем нежным,

Влечет любовников под кровом безмятежным

Предаться тихому волшебству сладких снов! —

Не изменю тебе воспоминаньем тайным,

Весны роскошныя смиренная сестра!

О сердца моего любимая пора!

С тоскою прежнею, с волненьем обычайным,

Клянусь платить тебе признательную дань;

Всегда приветствовать тебя сердечной думой,

О первенец зимы, блестящей и угрюмой!

Снег первый, наших нив о девственная ткань!

УНЫНИЕ

Уныние! Вернейший друг души!

С которым я делю печаль и радость,

Ты легким сумраком мою одело младость,

И расцвела весна моя в тиши.

Я счастье знал, но молнией мгновенной

Оно означило туманный небосклон,

Его лишь взвидел взор, блистаньем ослепленный,

Я не жалел о нем: не к счастью я рожден.

В душе моей раздался голос славы:

Откликнулась душа волненьем на призыв;

Но, силы испытав, я дум смирил порыв,

И замерли в душе надежды величавы.

Не оправдала ты честолюбивых снов,

О слава! Ты надежд моих отвергла клятву,

Когда я уповал пожать бессмертья жатву

И яркою браздой прорезать мглу веков!

Кумир горящих душ! Меня не допустила

Судьба переступить чрез твой священный праг,

И, мой пожравшая уединенный прах,

Забвеньем зарастет безмолвная могила.

Но слава не вотще мне голос подала!

Она вдохнула мне свободную отвагу,

Святую ненависть к бесчестному зажгла —

И чистую любовь к изящному и благу.

Болтливыя молвы не требуя похвал,

Я подвиг бытия означил тесным кругом;

Пред алтарем души в смиренье клятву дал:

Тирану быть врагом и жертве верным другом.

С улыбкою любви, в венках из свежих роз,

На пир роскошества влекли меня забавы;

Но сколько в нектар их я пролил горьких слез,

И чаша радости была сосуд отравы.

Унынье! Всё с тобой крепило мой союз:

Неверность льстивых благ была мне поученьем;

Ты сблизило меня с полезным размышленьем

И привело под сень миролюбивых муз.

Сопутник твой, сердечных ран целитель,

Труд, благодатный труд их муки усыпил.

Прошедшего – веселый искупитель!

Живой источник новых сил!

Всё изменило мне! Ты будь не безответен!

С утраченным мое грядущее слилось;

Грядущее со мною разочлось,

И новый иск на нем мой был бы тщетен.

Сокровищницу бытия

Я истощил в одном незрелом ощущенье,

Небес изящное наследство прожил я

В неполном темном наслажденье.

Наследство благ земных холодным оком зрю.

Пойду ль на поприще позорных состязаний

Толпы презрительной соперником, в бою

Оспоривать успех, цель низких упований?

В победе чести нет, когда бесчестен бой.

Раскройте новый круг, бойцов сзовите новых,

Пусть лавр, не тронутый корыстною рукой,

Пусть мета высшая самих венков лавровых

Усердью чистому явит достойный дар!

И честолюбие, источник дел высоких,

Когда не возмущен грозой страстей жестоких,

Вновь пламенной струей прольет по мне свой жар.

Но скройся от меня, с коварным обольщеньем,

Надежд несбыточных испытанный обман!

Почто тревожишь ум бесплодным сожаленьем

И разжигаешь ты тоску заснувших ран?

Унынье! с коим я делю печаль и радость,

Единый друг обманутой души,

Под сумраком твоим моя угасла младость,

Пускай и полдень мой прокрадется в тиши.

НЕГОДОВАНИЕ

К чему мне вымыслы? К чему мечтанья мне

И нектар сладких упоений?

Я раннее прости сказал младой весне,

Весне надежд и заблуждений!

Не осушив его, фиал волшебств разбил;

При первых встречах жизнь в обманах обличил

И призраки принес в дань истине угрюмой;

Очарованья цвет в руках моих поблек,

И я сорвал с чела, наморщенного думой,

Бездушных радостей венок.

Но, льстивых лжебогов разоблачив кумиры,

Я правде посвятил свой пламенный восторг;

Не раз из непреклонной лиры

Он голос мужества исторг.

Мой Аполлон – негодованье!

При пламени его с свободных уст моих

Падет бесчестное молчанье

И загорится смелый стих.

Негодование! Огонь животворящий!

Зародыш лучшего, что я в себе храню,

Встревоженный тобой, от сна встаю

И, благородною отвагою кипящий,

В волненье бодром познаю

Могущество души и цену бытию.

Всех помыслов моих виновник и свидетель,

Ты от немой меня бесчувственности спас;

В молчанье всех страстей меня твой будит глас:

Ты мне и жизнь и добродетель!

Поклонник истины в лета,

Когда мечты еще приятны, —

Взвывали к ней мольбой и сердце и уста,

Но ветер разносил мой глас, толпе невнятный.

Под знаменем ее владычествует ложь;

Насильством прихоти потоптаны уставы;

С ругательным челом бесчеловечной славы

Бесстыдство председит в собрании вельмож.

Отцов народов зрел, господствующих страхом,