Поэты XVIII века

Открытель таинства несо́гласных речей,
Издатель коль слыть хочешь, — не тронь мысли чужей.[1]
Творец преслабыя и славныя сатиры,
Не ставь Боалу[2]

в персть творца сладкой «Семиры»,Нехвальна речь такая — нестройство и хула,
И быть ему не может от оной похвала.
Он нежностей писатель, сатиром не бывал,
Стихов же о́пять нежных не писывал Боал,
Назвав его Расином, достойно применил:
Наперсником[3] некстати, Расин[4] коль славен был;Скажи мне ты, Мольер, где рифму ты берешь?
Сама тя, мнится, ищет, ты только мысль возьмешь;
Кто видывал когда, ты чтобы запинался,
Когда тобою стих какой ни есть кончался;
Тебя в том дальный труд отнюдь не беспокоит;
Ты только лишь начни, сама та себя строит;
Когда учитель твой, хвали его пристойно,
И собственно то славь, что в нем достойно;
Достоинствы в нем есть, не льстя, он вправду славен;
Ласкательством ему ты век не будешь нравен;
Разумен тем уж он: никак не ослепится,
Парнас что покорен и муза что страшится[5]
Без склонности его дать Горациевых сил,
Которыми что в Риме он Фракана победил;
Нет тонкости в сей лести, немерность видна в ней,
Ты стыд ему, не славу, писал в сатире сей,
Уж впредь коль писать станешь, ты мысли соглашай;
Пристойный пример пользен, им слог свой украшай,
Нужнее разум к речи, как звон в нескладный стих,
Исправитель же нравов, не строй нам слов таких,
Какими ты бесстыдных[6] заставил всех краснеть,
И над стихом подобным не должно бы потеть.
Жених твой как страшится, задумавшись о чем,
Кокетки как ни наглы,[7] им стыдно слушать всем.
Пример такой не вместе для нежных здесь ушей,
Успеха он лишает и труд твой цены сей.
На первой кто странице нестройность видит ту,
Читать дале не станет, там чая срамоту.
Недавно нам к Парнасу прилежно слух открыл
Тот, кто в тебя охоту к стихам такую влил;
Читая нежны мысли, всяк к нежности привык,
Так голос и в порядке сатиров еще дик;
Я мыслю, приучая, и шут бы тот лесной,
Нас не́ вдруг чтоб испу́жать, вид должен взять не свой;
И голосом незлобным, да то и должно так,
Но верно и шутливо представлен быть им всяк;
Из общества продерзких в пороках-то каких,
Пусть сам он тем краснеет, пусть сам стыдится в них:
Хотя и не назначен, М..., тобой,
И.. Л.. И.. М.. краснеть будем собой.
Не назван, всякий видит представленна себя,
Исправишь тем ты многих, ничем не согрубя;
Совет твой в добродетель приемлем ото всех,
Он важен тем пред всеми и верен в нем успех.
Не злобою, что дышит сатир, браня пороки,[8]
Но к обществу любовь чертит полезны строки;
Всяк ладен к его речи, всяк слушает умом,
Всяк видит себе друга, наставника чтет в нем;
Поверенность такая нужна ведь очень есть,
Негромки с нею речи то могут произвесть,
Над чем бы и сам Пиндар без пользы труд терял,
Хотя бы он как древле и в наши дни блистал.
Лишь дела непристойным старайся не тягчить,
Но саму только важность очам всем предложить.
Звать силфов к блуку в сатире не пристало,
То вымысли лишь, лире <что> стихотворство дало. [9]
Пространно ль писать хочешь, писать, о чем здесь есть,
Представь ты в петиметре безбожность, трусость, лесть.
Всё ва́жнее кудрей, хотя и те пристойны,
Но ну́жней истреблять, вреда что суть преполны;
А ты в своей сатире лишь легкость избирал,
Лепил на лицо мушки и кудри прижигал.
Важнейшие забыв, убрал его в чулочки
И, Попа [10] ублажая, искал, где те божочки;
Наполнил целый лист, оставив свою тему
И странно примешав в сатиру ту поэму.
Ты мыслил хорошо и, что того довольно,
Сразил ты петиметра, и стыдно ему, больно.
О, горька часть твоя, о тщетная утеха,
Потел ты и трудился, но нету в том успеха;
Он голосом хохочет и сам тут кажет всем:
«Вот сатира на меня, пропал я уж совсем».
Счастливый Жоликёр прославлен лишь век ею,
С щипцами над вержетом и с кистью он своею,
Потомкам нашим знаем и мудрым будет слыть,
Что славного Проспера умел он победить,
А ты, святой Мартын,[11] гирландов нашиватель,
За что тебя забыл сатиры сей издатель?
Просперов, Жоликёров он только избирал,
Уж зачем, не знаю, ты с Шердоном не попал.
Плачьте вы, бессчастны, — и вы б бессмертны были,
Если б то избавит сатиру вечной пыли,
В которой, мне как мнится, валяться в лавках ей,
И голодом взбешенных служить чем для мышей.
Но что я так смеюся, что в истину с ней будет,
К чему в ней польза есть, всяк вечно ту забудет,
Ни нравов та исправит, ни нас страстьми стыдит,
Но в облак только пыльный, дав смрадный дым, глядит.1753