Поэты XVIII века

Сердечное дитя природы,
Наперсник властной красоты,
Душа наук, ума и моды,
Художеств и самой мечты,
Изящный вкус! Богам любезный!
Не век ли твой пришел железный,
Что и тебя за прихоть чтут?
И тень, от крыл твоих спущенну,
С течением времян пременну,
Твоею сущностью зовут?

Ученый в парике кудрявом,

Убийца умственных утех,
Твердит в уроке сухощавом,
Что твой не постоянен бег.
Или твердит, что нет дороги
В твой храм, где обитают боги,
Что вкус — воображенья сын;
Что барин, в глупых барях сущий,
Души за телом не имущий,
Есть властный вкусу господин.

Не видит он, не рассуждает,

Что врезан в сердце твой закон.
Кто кафра чувством наполняет,
Когда надгробной внемлет он?
Россиянин, в снегах рожденный,
Зачем бежит как исступленный
На слух, где хор вдали гремит?
Дитя в слезах с усмешкой милой,
С рук матери срываясь силой,
Зачем к картине так спешит?

Умолкни, дух неугомонный,

Когда ты связан запятой!
Когда ты в пункт пребеззаконный
Засел с пространною душой.
Природы пасынок несчастный,
В тебе той нет и искры страстной
И чувства в хладном сердце нет,
Которы, теплою слезою
Таинственно слиясь с душою,
В душе являют вкуса след.

О царь естественный и дивный!

В несметных видах красота!
Любви товарищ неразрывный
И счастья верная чета,
Когда в тела ты бездыханны,
В гранит и мрамор изваянный
Вдыхаешь прелесть, жизнь и страсть,
Коснись меня твоим полетом,
Я в сердце, счастием нагретом,
Почувствую волшебну власть.

Веди меня, волхв мира властный,

В ту область, где бывал твой храм.
На скользкой он горе алмазной
Стоял, касаясь облакам:
Из света, в коем храм казался,
Дух славы греческой рождался
И удивил весь мир собой.
Его богатства погребенны
Отрыли гении священны,
И смерть от них бежит с косой.

Но что я зрю? Страна прекрасна,

Ты в тяжких скована цепях,
Вокруг повисла мгла ужасна,
Рыдает гений твой в стопах!
В развалинах уединенных,
И мхом и прахом покровенных,
Сквозь щели тернии растут!
В окне зверь хищный озираясь,
От всхода солнечна скрываясь,
В пару терзает жертву тут.

Не ты ли, брани сын кровавый,

Страну сию поработил?
Несытым сердцем зданье славы
Низверг, где кроткий гений жил?
Приди — дивись своей ты злобе,
Приди — но знай, что я во гробе.
Нет смерти гениям прямым;
В разбитых камнях пред тобою
Сквозит изящный вкус собою,
Как солнце сквозь твой ратный дым!

Как солнце на заре вечерней

Сокрыться от одних спешит;
Но паки в синеве безмерной
Восстав, другим благотворит;
Иль как река в брегах пространна,
От встока к западу слиянна,
Шумит под падшей вдруг скалой
И в гневе волны разлучает,
Но за скалой их съединяет
И прежний вид приемлет свой,—

От Греции, где слава пала,

Оделся в славу гордый Рим.
Там вкуса власть видна лишь стала,
Волшебством денствуя своим;
Кремнисты мертвые громады
Прияли жизнь — сдвигались в грады,
Красуясь в славе красных дней.
В полях там гении рождались,
Волшебством плуги обращались!
И гром затих жестоких прей.

Блаженны духи те в вселенной,

Которы древнею стезей,
Веками к вкусу проложенной,
Коснулись истины самой.
И пылкий взор ее и строгий
Опасны, мрачны к ней дороги
В прелестный пременили вид!
Не вы ли, галлы, сим бессмертны?..
А ныне вы лишь буйства жертвы
И дом ваш кровию омыт!..

Но те блаженные народы,

Которы собственной стезей
От рук родной своей природы
Приемлют в детстве вкус прямой.
Как ангел сей дитя чудесный
В снегах с усмешкою небесной
Играет с северной зимой!
В речах он виден и в нарядах,
В издельях, в песнях и в обрядах,
Как взор в орле — пернатых бой!

На острову средь волн сребристых,

Где частью в жизни солнца нет,
Близ Холмогор из льдов гористых
Дар огненный свой пролил свет.
Ко славе ожил дух Багрима,
И речь его, богами чтима,
Блеск правды сыплет сквозь громов.
К бессмертной гениев утехе
Храм вкуса заложил навеки
По северу Никольский Львов.

Но все ль народы в счастье равны?

Везде ли сущ сей тайный бог?
Народы есть почтенны, славны,
А с ними жить сей дух не мог!..
Дела их славят в круге мира.
...Но нет, моя не смеет лира,
Где вкуса бледен дальний свет!
К нему Виланды прикоснулись,
Моцарды, Галлеры проснулись...
В туман от света света нет.

Пусть зрят во мне пристрастья злые,

Что вкус изящный вижу в вас,
Единоземцы дорогие;
Не волен, может быть, мой глас!
Одной я грудью вскормлен с вами.
Но вы меня вдохнули сами;
И сердце говорит во мне:
Народ, где дар и страсти живы,
К чужим обычаям не льстивы,
Найдут свой вкус в родной стране.

В пределах древних Албиона,

В горах бесплодных, в тьме лесов,
Где вкруг морская зыбь бессонна
Со гневом выла у брегов,
В пещерах жил дух брани злобный.
Но бардов лики бесподобны
И там родимый вкус нашли.
Таланты в англах поселились,
Науки, мастерствы открылись
И славят их вокруг земли.

А если в красоте пременной

Приемлет вкус различный вид:
Иль он Рафаэл вдохновенный,
Иль Ломоносов, иль Тацит,
Но мрачностью и вдруг светилом,
Вдруг ангелом и крокодилом
Возможет ли он быть один?
Его существенность есть стройность,
Величество, различность, новость,
И вечной истины он сын.Между 1793 и 1800