Но Игорь молчал. Он видел умоляющие глаза матери. Слышал ее голос: «Тебе, сын, этого не понять. Я и сама не знаю. Это как наваждение…»
Постепенно гнев отпустил Игоря, ослабевший, он полез на свою полку…
– А она и говорит мне, – вновь проговорил старик.
– Кто?
– Ваша мать. Во сне… Говорит: «Ступай, Павел, позови Кирилла». Отца твоего, стало быть…
Игорь помолчал, потом проговорил глухо:
– Что-то вы о смерти часто говорите.
– С таким проводником только о ней и говорить, – ответил старик. – Ушли куда-то ночью. А я чуть не преставился. В глазах круги, в голове звон, тошнота. Пришлось укол сделать вне очереди. Куда вы ходили?
– Куда можно пойти в вагоне ночью?
– Вас не было довольно долго. А у меня такая болезнь, неизвестно, как себя через минуту поведет, – старик беспрестанно ворочался на своей лежанке…
Игорь знал, что больные диабетом во время приступа начинают вести себя словно наскипидаренные. Суетятся, не находят себе места, врачи рассказывали на «скорой». Без присмотра их оставлять нельзя – могут что-нибудь сотворить…
Старик резво вскочил на ноги. В мятом тренировочном костюме он выглядел жалким.
– Помогите мне, Игорь, – он принялся дергать дверь. – Выйти хочу.
– Замок заедает, вы знаете, – недовольно проговорил Игорь.
Старик оставил дверь, метнулся к окну и принялся скоблить стекло худыми слабыми пальцами.
– Душно мне, душно. Откройте окно. Или я его выломаю.
– Ну знаете! – Игорь спрыгнул с полки и обхватил старика за плечи. – Успокойтесь, Павел Миронович, успокойтесь.
Старик пытался выскользнуть из крепких рук опекуна, но постепенно смирился, затих. Игорь усадил его на полку, затем завалил на спину и уложил ноги. Старик с шумом вздохнул и закрыл глаза.
Игорь накинул на него одеяло и вернулся на свою полку.
Глава вторая
Свиридов поднимался по эскалатору станции метро «Лермонтовская». До начала коллегии оставалось не более часа. А он рассчитывал побывать в нескольких нужных отделах, условился по телефону еще в Северограде. Правда, в день коллегии разговоры комкались, но кое-что решить он успеет.
Толпа запрудила тротуар перед входом в метро, самое горячее утреннее время. Крепкие дубовые двери были распахнуты, затягивая бесконечную людскую массу, подобно гигантской воронке. Часы пик! Непосвященному и невдомек, какими сложностями оборачиваются для железной дороги такие вот «пиковые» ситуации. Взять, к примеру, конец августа, когда после летних каникул собираются студенты и школьники. И всем надо к первому. Вагонный парк выталкивает в маршрут все ресурсы. Но это еще игрушки в сравнении с тем, что происходит в зимние каникулы в январе, когда в самые морозы приходится на десять дней поднимать вагонный резерв страны. Оборудовать, созывать проводников-сезонников, а среди них всякие попадаются люди. Сколько жалоб падает на это время! Представили бы эти жалобщики ту работу, которую надо проделать ради десяти дней января, когда вагоны примерзают к рельсам. А если бы начинать каникулы не разом с первого января? Растянуть бы их дней на пять, облегчить судьбу железной дороги? Всем была бы польза. Не говоря о том, что вагоны не стояли бы без толку десять дней в ожидании возвращения домой отдохнувшей ребятни, а работали бы с перекрытием. Тогда и пишите свои жалобы, если что не так! Нет, только наступит первое января – поднимаются всем миром. Попробуй тут, управься… Вот какие мысли обычно овладевают железнодорожником при виде людской лавины в часы пик…
Свиридов вышел на площадь и направился к переходу, что широкой тельняшкой сушился на сером асфальте Садового кольца. Еще на середине перехода он приметил, как у подъезда министерства остановился черный лимузин. Из салона вышел заместитель министра, хлопнул дверцей, но в подъезд не вошел, а так и стоял, чего-то дожидаясь.
– Тебя жду, Алексей Платонович, – произнес заместитель министра навстречу Свиридову. – Подъезжаю, гляжу, ты вроде спешишь.
– Я, Сергей Сергеевич, – Свиридов пожал протянутую руку. – Собрался навестить кое-кого до коллегии.
Заместитель министра взял Свиридова под руку, отвел в сторону, к сырой с ночи стене здания. Его форменная фуражка едва дотягивалась Свиридову до подбородка. Из-под лакового козырька фуражки поглядывали по-утреннему оттаявшие глаза.
– Ты что же, Алексей Платонович, вчера отчебучил у банкиров, а? – Заместитель министра не отпускал руки Свиридова.
– Что, уже известно?
– А ты думал! Тут же позвонили: что, мол, это за архаровец на Североградской командует?
– Так и сказали? – засомневался Свиридов.
– Ну не совсем так. Но смысл… Отдубасил, понимаешь, начальника отдела, – засмеялся заместитель министра.
– Отдубасил, – хмыкнул Свиридов. – Только и было, что тряхнул его за ворот.
– Этого мало? Ну и орел! Как же это случилось? Ты уж не таи, выкладывай как на духу.
Свиридов отвернулся в сторону, точно нашаливший школьник. И молчал.
– Может, зайдем в здание? Что мы здесь стоим? – вздохнул он.
– Нет, ты тут доложи. Там для твоего озорства у меня времени не будет. Говори, не таись.