Поезд

Это была горькая правда. И Прохоров сейчас судил себя этой правдой… Странно, казалось, он даже находил удовольствие в этой безжалостной правде. Да, дорога в последнее время работала плохо. И требовала «хирургического» вмешательства. Но планы, которые выдвигал Прохоров, не находили особой поддержки министерства – ему уже не верили. И шли навстречу, упираясь. Так долго продолжаться не могло…

– Хочу поглядеть, кто справится с такой дорогой? – Прохоров бросил взгляд в дверной проем. Голос прозвучал неуверенно и жалко.

– А ты не знаешь? – ответила жена.

– Откуда же мне знать?

– Дружок твой, институтский… Свиридов.

– Кто?! Свиридов? Алеша? – и, помедлив, добавил сдавленно: – Как же так… Совсем уже…

Построенный в начале века на средства Лесного акционерного общества, вокзал выходил на площадь шестеркой невысоких ампирных колонн. Часть из них в войну полущило, и мрамор заменили на бетон. Потом всю колоннаду закрасили бледной зеленкой, под цвет фронтона.

В середине семидесятых годов к основному зданию примкнула стеклянная пристройка, под которой полураскрытым веером расходились платформы, и теперь, в своем нынешнем виде, вокзал напоминал осьминога.

Люди попадали под своды вокзала с трех сторон – центральный подъезд брал на себя основную массу пассажиров, а два боковых подбирали остатки. Кроме того, на платформы можно было проникнуть с примыкающих улиц, застроенных сооружениями, что имели прямое отношение к вокзальным службам: багажные и почтовые цехи, экспедиции, конторы. А дальше вдоль рельсов тянулись вагонное и локомотивное депо, ремонтно-экипировочное хозяйство…

1

Вокзал (англ.) – место для общественных увеселительных мероприятий, танцев и пения.

[Закрыть]

помещение, в стенах которого день и ночь колобродила толпа озабоченных и суетливых людей с чемоданами, узлами, детьми? Помещение, в котором любое оконце обладало магической способностью обрастать толпой. Куда съезжались люди со всех концов просторной страны и, почему-то принимая его за экстерриториальное учреждение, вели себя там с удивительной непринужденностью. Узбек, сняв обувь, сидел на свернутом в рулон ковре, по-восточному скрестив ноги, показывая всем свои цветные чувяки. И пил чай из блюдца, щуря в удовольствии глаза. Детишки затеяли бузу, ловя друг друга в мешанине чемоданов, при этом они кричали, точно находились во дворе своего дома… Какой-то карапуз, разбежавшись, боднул Свиридова в бок, отскочил и побежал дальше, вопя от восторга. В экстазе он влепился в толпу, осаждающую окошко дежурной по вокзалу.

– Это разве дети? Это дикари! – воскликнули в толпе. – Где мама этого хулигана? Возьмите его, он перепачкает людей соплями. Свиридов спустился в зал, где разместились автоматические камеры хранения. К вечеру здесь, как всегда, напряжение спало, и зеленые фонарики свободных ячеек светлячками слетелись в скудно освещенные глухие подвалы. Да и перед обычными камерами никто особенно не топтался. Ухоженные кладовщики глядели из-за решеток своих секций, точно сонные обитатели зоопарка…

Мама – сама еще девчонка – настигла малыша и принялась извлекать его из толпы, в то же время достойно отвечая недовольным.

Тем временем каждый старался протиснуться поближе к окну.

– Следующий! Слушаю вас! – торопил, усиленный динамиком, голос дежурной.

Мужчина в серой шляпе смиренно наклонился к отверстию в оконном стекле, наподобие скворечника.

– Да мальчишка тут, чуть с ног не сшиб, – оправдывался он. – Скажите, пожалуйста, я собрался провезти телевизор…

– Какой? Цветной? Старой марки? – спросили из «скворечника».

– Цветной. «Рубин».

– Не пройдет размером. Только багажом. Следующий!

Мужчина не успел осмыслить ответ дежурной, как был отодвинут в сторону.

– Я решил остаться в Москве, – объявил парень с гитарой на спине.

– Оставайтесь, – разрешил голос из динамика. – Поезжайте и оставайтесь.

– Но билет до Харькова. Хочу получить разницу.

– Ишь ты! – ехидно произнес старик, моргая короткими ресничками. – Быстрый. Так тебя и ждет Москва.

– Не твое дело, дед, – огрызнулся парень. – Держись крепче, развалишься.

– В первое окно, в первое окно, – оповестил динамик.

– В первое ступай, тетеря, – взял свое дедок, моргая ресничками. Он протискивал к «скворечнику» свою утлую фигурку. – Вот что, дочка… Билет у меня остался, а Василий, охламон, на полке, считай, дрыхнет.

– Какой билет?

– До Сургута билет. Я провожал его, Василия, племянника. Газопровод строить. Он уехал, а билет у меня остался. Небось высадят Василия, когда обнаружат.

– Пьяный был! Василий? – ехидничали в очереди.

– Какой же он пьяный? – обиделся дед и, подумав, для большей убедительности признал: – Может, выпимший был малость и все… Дома глянул я в карман, а билет там, завалился, подлец.

Дежурная протянула бланки.

– Заполните. И к администратору. В первое окно. Следующий!

Дед замешкался, бросая опасливый взгляд в сторону первого окна, где маячила фигура гитариста.

– В первое, отец! – закричали из толпы. – Не задерживай.

Кто-то из очереди вызвался заполнить бланки, ускорить дело.