Поезд для Анны Карениной

Ехали минут десять молча. За эти десять минут Ева вспомнила себя девчонкой, с закрепленными вокруг ушей косичками, огромными пластмассовыми наколенниками и мягкими поролоновыми прокладками на локтях. Особый шик был, когда едешь на роликах вприсядку, оттолкнуться и сделать кувырок назад через себя. Очень ценились эластичные велосипедные трусы – почти до колен и в восхитительную обтяжку, тупорылые ботинки «стайсы» и белые гольфы с эмблемой «Адидас». Никакого Димы тогда и в помине не было, да и могла ли помнить десятиклассница какого-то восьмиклассника. Интересно, он прыгал на поезда?

Затормозив, включила в салоне свет и повернулась к Диме, улыбаясь:

– Сорок третий! – Она вытащила из большой сумки пакет, Дима удивленно посмотрел на нее, заглянул в пакет и опешил.

Ботинки с роликами.

– Ты что... – начал он.

– Я с тобой! – Ева достала ботинки и себе. – Это будет поинтересней твоей рулетки. Помнишь еще, как правильно шнуроваться?

– Да я никогда не прыгал с этих мостов!

– Значит, удовольствие будет по полной. – Ева открыла дверцу машины и высунулась, обуваясь.

Конечно, он не прыгал. Рациональный мальчик.

– Ну, ты идешь? – Ева подсвечивала себе фонариком.

– А почему именно в темноте? Почему не прыгнуть днем, когда светло?

– Потому что днем нельзя, тот парнишка разбился именно потому, что видел все под собой. Он отлично проехал по поезду, подпрыгнул, зацепился за железку моста, а когда поезд под ним ушел, испугался низа, понимаешь. В темноте – совсем другие ощущения.

Дима шел за ней, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, если попадалась неожиданная кочка. Они въехали на мост, затрещали колеса роликов. Ева остановилась посередине моста, перекинула ноги и села на перила.

– В десять тридцать две будет поезд. До другого моста двести метров. Прыгаем на крышу поезда, катимся по вагонам, поднимаем руки, подпрыгиваем и цепляемся за железку на том мосту. Висим, потом, перемещаясь на руках, продвигаемся к насыпи и спрыгиваем. Все. Может, ты не хочешь прыгать, ты подумай, еще четыре минуты. Я тогда сама, я балдею от этого. Это похлеще любого наркотика заряжает. А если надумаешь, я возьму тебя за руку. – Ева засовывала фонарик за пояс.

Дима вдруг понял, что не может думать. Перед ним мелькали какие-то отрывочные образы, вдруг – близким лицом учительница химии, он ее боялся...

– Ты боишься? – спросила Ева, приблизив к нему лицо. Он услышал запах ее дыхания и наконец о чем-то подумал. Он подумал: «Почему я ее не целую?»

Зашумел приближающийся поезд.

– Я как-то уже давно ничего не боялся. Забыл, как это – бояться.

– А-а-а! А мне даже приказано было вспомнить, как это – страх. Я тоже забыла нечаянно. Так ты со мной? Смотри, и не темно совсем, не ночь, а сумерки ночи.

Дима перелез через перила моста и сел, держась руками.

– Приготовься, здесь выступ совсем маленький, упрись не колесами, а пяткой ботинка. Ну?! – Ева нащупала его руку, но схватить не смогла, Дима вцепился в перила очень сильно. Под ними полетели вагоны скорого. – Хоп! – крикнула она, прыгая, и нашарила его руку, пока они летели вниз на крышу вагона. – Присядь!

Они выпрямились, преодолевая сопротивление ветра. Дима ничего не видел перед собой от выступивших слез, размахивал свободной рукой, балансируя.

– Если хочешь, – кричала ему Ева, – просто постоим, не поедем!

Дима махнул рукой вперед. Трудней всего было оттолкнуться первый раз. Потом – перепрыгивая выступы-отдушины на крышах, перелетая через пустоты между вагонами, как в полусне. Дима только почувствовал приближение восторга сквозь ледяной ужас в груди, а Ева уже крикнула «хоп!», они присели и подпрыгнули, подняв руки. Он успокаивал себя, что если не уцепится, то упадет на крышу, влепится в нее, обхватит руками и ногами и не пошевелится до какой-нибудь станции, пока поезд не остановится. Это странное утешение будущей остановкой поезда его успокоило, и ржавая железка, выступающая под вторым мостом, сама прыгнула ему в руки.

Ева висела рядом, болтая ногами, и смотрела на убегающие под ними вагоны.

– Ну что, – сказала она, когда между ними и рельсами внизу уже ничего не было, – девочки – налево, а мальчики – направо? – Быстро перехватывая руками выступающую арматуру, она стала удаляться от него в сторону, к зеленеющей насыпи, – вот она уже отрывается и падает вниз, сгруппировавшись, перекатывается с бока на бок на траве.

Дима посмотрел вниз. Его организм сопротивлялся тому, что с ним вытворяют. Подступила тошнота и странное беспокойство, как будто он что-то пропустил, сделал не так. Даже сердце заныло, как при утрате. Он оторвал правую руку, ухватился ею подальше, переместил левую, потом перестал следить за руками и быстро продвинулся к насыпи. Он только забыл про ролики, прыгнув вниз; хотел подняться и опять упал, покатившись с насыпи.

Ева потихоньку вошла в квартиру с родными запахами дома, где живут дети, прошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Она открыла холодную воду и намыливала руки, не отводя от зеркала взгляда. Дверь открылась, заглянула Далила в ночной рубашке.