Поезд для Анны Карениной

– Что, и пародию не сделать? – засмеялась Ирина. – Ну, обыграть про всхлип, например. «Я – только насморк, только чох!..»

– Вы меня принимаете за зловредного обывателя, но стихи-то действительно хороши!

– Это не мои, – пожала Ирина плечами, – офицер один написал, у мужа служит. Я не представляю, как мужчина такое может написать, это настолько не свойственно мужской натуре. Это стихи женщины. Да-да, не смейтесь.

– Женщины, которые так самоуверенно говорят про мужскую натуру, вызывают у меня смех. Вы что, считаете, что только женщины непредсказуемы? – Дима смотрел серьезно.

– Ну, я бы сказала, что мужчины все же более... логичны, что ли. – Ирина чуть замешкалась, выбирая слово. Она разглядывала Диму так же, как вчера у окошка, – с легкой оторопью и недоумением.

Дима сегодня оделся в черный строгий костюм, но под ним была полыхающая красными и желтыми разводами шелковая рубашка с жабо. Что уж говорить про узконосые лакированные туфли на сужающемся каблуке, огромный перстень с рубином и дорогие часы на массивном золотом браслете. Растерянность Ирины он заметил сразу, как только подошел к ней.

– Даже в полной нелогичности любого поступка скрывается определенная логика, – уверенно заявил Дима, – все относительно! Допустим, я сделаю сейчас совершенно нелогичный, с вашей точки зрения, поступок. Брошусь при всех на колени и громко объяснюсь в чувствах к вам. Глупая сцена, скажете вы. Предположим. Но кто-то, увидевший эту сцену, сделает для себя определенные выводы и выстроит на этом какую-то свою логику поведения.

– Да уж, эту логику поведения я могу предсказать! – засмеялась Ирина.

– Вот видите. Вы сами согласились, что даже из самого странного поступка может получиться вполне предсказуемый результат.

– Вы себе противоречите. Нелогичные поступки импульсивны, необдуманны. А вы только что предложили вполне сложившийся сценарий. – Ирина перестала смеяться и посмотрела в холодные серо-зеленые глаза. – Хотя предлагать что-то, чего никогда не будет, – это ли не странное для мужчины поведение? Это чисто женский каприз.

– Вы меня дразните? – шепотом, склонившись к уложенной белой головке, спросил Дима.

– Нет. Я думаю, что вы вполне логичны и всегда знаете, чего хотите. Тот поступок, который вы... рассказали, вам несвойствен. Пора идти. Третий звонок.

– Значит, если я так сделаю... – Дима задумался, словно решил оговорить условия сделки.

– Вы так не сделаете, – перебила его Ирина. – Никогда.

В третьем акте Хрустов заснул. Он так легко и спокойно задремал, полностью закутавшись в музыку, что удовольствие переросло в напряжение.

Напряжение – в беспокойный сон, когда происходящее рядом участвует в нереальных событиях сна. Он видел свои руки, нанизывающие на длинную позолоченную нить с тонкой иголкой прозрачные бусины. Под хлопки и крики в зале руки сбились, бусины посыпались, иголка упала, уводя за собой вниз нитку.

Включили свет. Дима не стал отбивать ладони, увел Хрустова из зала. Они стояли внизу у огромной лестницы и ждали кого-то. Хрустов заметил, что его клиент нервничает, теребя идиотское жабо. У отстрельщика сразу сработало профессиональное чутье. Он даже подумал, что, наверное, ему до сих пор везло: он жив и почти здоров только потому, что сам клиент всегда чувствует опасность и нервозностью своей предупреждает.

На верху лестницы показались первые зрители. Дима дождался, когда покажется блестящее зеленое платье Ирины, и, пока она спускалась, не спеша, переговариваясь с мужем и пожилой парой, прикидывал расстояние, отходя назад на несколько шагов.

Когда Ирина Акимовна шагнула открытой серебряной туфлей на предпоследнюю ступеньку, Дима разбежался и бросился на колени, скользя по мраморному полу. Он остановился точно перед ней, стоящей в оцепенении на последней ступеньке, обхватил колени, затянутые узким шершавым платьем, и забормотал, подняв голову вверх в перепуганное бледное лицо с приоткрытым ртом:

– Глупо, глупо, я знаю, глупо и нелогично, но что же делать, если это так!.. Вы – моя жизнь и смерть, а любовь – это полная ерунда. Любви далеко до того, что я чувствую сейчас.

Хрустов решил, что его клиент повредился мозгами. Он стоял сбоку и видел напряженное лицо, поднятые безумные его глаза и как Дима прикусил нижнюю губу и зажмурился, словно приказав себе замолчать. Потом стали собираться люди полукругом, перешептываясь; Хрустову пришлось пробираться сквозь них.

Ирина Акимовна, застыв, смотрела, как стекает по подбородку темной полоской кровь из прокушенной губы Димы Куницына. Ее увел муж, она спотыкалась и оглядывалась, Дима не поднимался с колен и низко опустил голову, как только перестал видеть перед собой ее лицо.

Хрустов проводил взглядом уходящих супругов, а когда муж шепнул несколько слов отирающемуся возле него высокому человеку, дернул на себя Диму за руку, протолкался сквозь шепчущихся людей и побежал по длинному коридору мимо раздевалки, небольшого бара и туалетов, пока не нашел узкую дверь. Дверь была закрыта, Хрустов выбил замок ногой и проволок Диму за собой вниз несколько ступенек. Они оказались в подвальном этаже.