Поезд до Дублина

– Поверь, при таком тебе присутствовать ещё не приходилось, – многообещающе заявил отец, вонзив указательный палец прямо в желеобразное нутро чернично-вишнёвого неба.

Преодолев довольно страшный, поросший густой растительностью овраг, где, по охотничьим слухам, водились олени, мы, аккуратно ступая по древней, полуразвалившейся каменистой тропе, добрались до первого выступа.

– Ого, – я в восхищении отодвинула локтем нависавшие отовсюду гибкие ветки плакучих ив. Вид с каменного гиганта, куда мы взобрались, открылся неимоверно красивый, чего бы я там себе ни напридумывала: распаханные поля, небольшие лесочки, бывавшие вообще-то редкостью в этих краях, ранние, совсем ещё сонные машины, скорее всего спешащие из Голуэя, небольшие посёлки, маячившие вдали разнокалиберными крышами… Отсюда было видно другую сторону нашей долины, ту, которая раньше оставалась для меня загадкой, ведь мы никуда толком не выезжали, да и в холмах гулять было нежелательно. Теперь же я имела хоть какое-то зрительное представление о том, что происходит снаружи, и мне показалось даже удивительным, что там нет вообще ничего необычного. Даже другого, не такого, как у нас. «Такие же дома, та же дорога и луга те же самые… Хотя, – я решила размышлять справедливо, – чего я ждала, когда как не этого? Ведь все мы живём в одной стране, почти что рядом. Так на что тут можно было надеяться?» Но даже это своего рода маленькое разочарование никоим образом не подпортило всю прелесть момента. Ведь обзор действительно захватывал дух. Стоя здесь, на зелёном уступе, улетавшем ввысь, казалось, на сотни метров, ты ощущал себя не иначе как Богом. Тем самым, который всё видит и всё может. Который сам создал этот крошечный мирок и запрограммировал все процессы, чтобы они текли так и никак иначе.

– Здорово, правда? – я, объятая кардинально новыми ощущениями, даже сначала не услышала голос отца из-за спины. – Говорил же, тебе придётся по вкусу. Только не расслабляйся, – на этих словах я встрепенулась и наконец обернулась полностью. – Это ещё не финиш.

– А где же тогда финиш? – мои глаза сощурились.

Папа пробежался глазами по окружавшей нас панораме, для большей точности сверился с наручными часами, и лицо его вдруг приняло озабоченное выражение.

– Ох, чёрт, – оставив вопрос без ответа, он схватил меня за запястье и чуть ли не силой выволок из объятий деревьев, кустов и невесомого сумеречного духа. – Скорее. Если не поторопимся – рискуем опоздать, и тогда всё будет насмарку.

Отец, такой большой, сильный и мускулистый, сейчас, почти как горный козлик, ловко скакал по камням всё выше и выше, я же из последних сил старалась за ним поспевать. И, вроде бы, у меня почти получилось нагнать папу, но тут ноги как назло меня подвели. Кеды, которые я непредусмотрительно надела, оказались жутко скользкими, и при каждом шаге то и дело норовили сбросить меня куда подальше. И именно в тот момент они почему-то решили показать себя во всей красе. Стоило мне ступить на очередную импровизированную ступеньку, носок мой предательски поехал в неведомые дали, и я совершенно неэстетично шлёпнулась плашмя, разбив при этом коленку.

От моего вопля, наверное, проснулись и подумали о надвигающемся конце света не то что все птицы, но и люди по ту сторону холмов. Было очень больно, я лежала, ощупывая пальцами уже ставшую влажной рану и не видя возможности встать, когда ко мне откуда-то сверху подлетел не на шутку встревоженный папа.

– Господи, как ты умудрилась? – он сел на корточки и, подхватив за подмышки, попытался привести меня в сколько-нибудь вертикальное положение. – Сильно болит? Идти можешь?

Я не отвечала, только смотрела в сторону, а глаза мои меж тем вовсю слезились. И из-за этого было дико стыдно, ведь я всё-таки была уже взрослой и ничуть не плаксой. Колено болезненно ныло и конденсировало на себе кровяные капельки, подобные сверкающим в предрассветной заре рубинчикам, но я решила терпеть, вот ещё.

– Мёрфи, – папа с укором, однако не без явной нервозности, заглянул мне в глаза. – Не глупи. Ответь. Вдруг у тебя перелом? А если не скажешь, то нога может срастись неправильно и кривой стать. Не поскачешь тогда уж по камням-то.

– Ничего у меня не перелом! И ничуточки не больно! – резко, с жаром выпалила я. – Дурацкие кеды!

Отец по-доброму усмехнулся.

– Вижу я, как тебе не больно. Ну, давай сюда своё колено, – он достал из кармана штанов чистый носовой платок в голубую клетку и промокнул им рану. – Держи так, герой.

– А я не плачу! И идти тоже могу, вот! – я держалась гордо, но платок всё же приняла.

– Не плачешь, это молодец, – папа взъерошил мои тогда ещё недлинные, свалявшиеся за ночь вихры и, поразмыслив с секунду, вынес предложение. – Слушай-ка, садись лучше – я тебя довезу, – он повернулся спиной и поставил руки таким образом, чтобы мне удобнее было вскарабкаться к нему на спину.

Но я оставалась непреклонна.