Поезд до станции Дно

– Чем же ты, такой молодой, занят-то? – усмехнулась Сонька, продолжая пытать его, говоря грудным бабьим голосом, словно мурлычущая кошка. Рома почувствовал, как у него опять по всему телу засеменили мурашки. – Может, наливочка моя тебе не сладка?

Рома, подавив спазм в горле, давясь словами, едва ответил:

– Вк-кусная наливка…

– М-м-м? – мяукнула Сонька, – а у меня ещё есть…

Рома почувствовал, что всё тело у него становится ватным, руки и ноги начинают дрожать. У него даже поплыл горячий туман перед глазами. Но в это время его окликнули проходившие мимо парни, и он, обрадовавшись поводу, быстро зашагал прочь, сказав только:

– Я, вишь, спешу…

– Ну-ну, бросила ему вдогонку Сонька. Так ты заходи, не прогоню, – и добавила смеясь: – Наливочки выпьем!

– С кем это ты? – спросили Рому парни, не разглядев Соньку в сумерках.

– Так, – ответил Рома, натягивая картуз на глаза. Надвигающаяся темнота скрыла его румянец.

С тех пор Сонька стала частенько попадаться ему на глаза – то на рынке среди народа, то на пристани – встанет и глядит, как он мешки таскает. Даже возле церкви несколько раз он видел её. И всё чаще и чаще в последнее время. И если вначале Сонька смотрела на него, слегка краснея и даже чуть смущаясь, то в последнее время её лицо было бледно, а на губах блуждала растерянная улыбка. Рома стал даже побаиваться выходить лишний раз из дому, чтобы не столкнуться с Сонькой. А прежде чем выйти, долго осматривал улицу из-за калитки, выходя же, озирался по сторонам.

– Чего это ты, как тать, крадёсся? – сказал ему однажды отец, заметив странное поведение сына. – Нашкодил, что ли, чего?

– Скажешь тоже, – смущённо огрызнулся Рома, – нашкодил.., что я сопляк какой, – и выскочил за калитку.

– Ты поговори мне! – крикнул вдогонку отец, – тоже мне взрослый! В штанах, видать, уже созрело, а в голове ещё не сеяли…

А вскоре случилось и то, чего Рома опасался больше всего – про Сонькин интерес к нему прознала Алёна. Да и не мудрено в городе – где всех-то жителей тысяч десять, и почти все друг друга знают.

– Что это Сонька за тобой бегает? – спросила однажды вечером Алёна с ходу, придя на круг и подойдя к стоящему в стороне Роме.

– Он от неожиданности смутился и ничего умнее не придумал, как отпереться.

– Кто это тебе наврал?

– Про дедушку Пихто слыхал? – продолжала наступать Алёна. – Бабий телеграф передал.

– Ну и врут всё…

– А про то, что вы с Минькой Крутиковым к ней ввечеру ходили – тоже врут? А?

Рома молча пожал плечами.

– А ну-ка, – приказала Алёна, – погляди мне в глаза… Врут… Бесстыжий! За твоё враньё тебя Бог накажет!

– Так ты же говорила, что Его нет.., – искренне, но необдуманно брякнул Рома.

Алёна в гневе задохнулась и встряхнула так головой, что косынка сбилась назад.

– Подлец! – крикнула она звонким детским голосом и, влепив Роме пощёчину, убежала с глазами, полными слёз обиды.

Нешуточные, неюношеские страсти закрутились вокруг Романа. Впервые столкнулся он с настоящей женской ревностью, вызревшей в молоденькой девушке. Но ещё более серьёзной была страсть взрослой, опытной женщины, своевольной, развратной, привыкшей к самочинству и потаканию собственным прихотям, готовой идти на всё ради своих интересов.

И теперь Рома, раздосадованный на собственную глупость и на Алёнино недоверие, хотел возмутиться. Он собрался было серьёзно возразить отцу, но набрав воздуху, только и успел сказать:

– Ну, батя.., – но осёкся и, с изменившимся лицом, посмотрел за борт. – Тихо! Шнур повело.., – и тут же взглянув поверх плеча отца, крикнул: – Смотри!

Макаров старший оглянулся и успел увидеть, как огромная рыбина плюхнулась в воду.

– Корыш, ей-Богу, корыш, батя! – азартно крикнул младший Макаров.

– Ба-а-атюшки, – покачал головой отец. – Ить он, варнак, грузило со дна поднял, а оно поболе десяти фунтов!

– Греби, батя, – командовал младший Макаров.

Грести - работа нелёгкая, но при проверке перемётов - это ещё и особое искусство. Надо всё время подгребать против течения, чтобы не тянуть шнур, и в то же время идти вперёд «по шнуру», но и не загнать его под лодку, не зацепить веслом. Отец Макаров прибавил ходу, вертя головой во все стороны. Сын крепко держал одной рукой крюк, а второй, дотянувшись и помогая себе ногой, подтянул острогу и багорец.

– Как подойдёт, – поучал с остановками, часто дыша, отец, – бей острогой. Только не в башку бей, соскользнёт. Бей в хребёт, чуть сбоку, рядом с панцирем.., потому самую спину тоже не пробьёт, а багром под жабру.

Макаров-младший напряжённо всматривался в воду туда, где шнур уходил в глубину.

– Самая стремнина тут, ишь, как несёт…

– Чё ж ты хочешь, – подхватил отец, – Йертышь - Землерой!

– Держи по шнуру, бать! Вниз пошёл – ко дну!

– Щас оттолкнётся и вверх хопнет! – сказал отец с опаской.

Но рыбина, видимо, давно сидела на крючке, устала и, поднявшись из глуби, встала против течения.

– Вот он, аккуратнее греби.