Поезд до станции Дно

Было у отца Макарова и ружьё. В этом крае у самой границы таёжных лесов, где обширные степи сменяются урманами¹⁷, а береза, осина, ива соседствуют с елью, лиственницей, сосной, местами на увалах¹⁸ поднимаются стены густо пахнущих смолой пихтачей да синеют шапки кряжистых кедров - редко кто не охотился. По осени иной раз Макаров ходил и на утку - на озёра. Но стрелял дичь неохотно, не любил выстрелов - на войне настрелялся. Ещё тогда, когда пришёл домой с Японской войны, Роман Макаров год целый не причащался - батюшка не велел. «Ты, – говорит, – поговей, – исповедуйся, а к причастию пока не ходи. Очиститься надо. Всё ж хоть и святое дело – державу оборонять, но кровь ведь на тебе человеческая… Отмякни душой.

* * *

В это лето Макаров вернулся с заработков необычно рано - в середине июля. А причина был самая несуразная – заказы, поступившие с зимы, отменились. С каким-то непонятным недовольством встретил его мужик-хозяин, что собирался ещё зимой печь перекладывать.

– В чём дело-то? – допытывался Макаров.

– А ты не слыхал, чай? Старца нашего, что в столицу ходатаем был, баба ножом пырнула.

– Какого старца? – не понял Макаров.

– Григория-старца из Покровского, с Туры.

– А кто ж его?

– Так говорят же те – баба, Гусева какая-то, Хиония кабыть. Не наша баба, приезжая…

– Ну вот – огород! – раздосадовал Макаров, – Что ж из-за бабы теперь печи не класть?

– А то, что не время затеваться.., – заключил хмурый мужик-хозяин и отказался от ремонта печи.

Но подзаработал Макаров неплохо, конечно, да ещё ведь заказы были, но что-то настроение пропало, отдохнуть захотелось что ли, по своим ли соскучился. Пришёл на радость Устинье и младшим ребятишкам, принёс гостинцев всем. Растопил баню, попарился, решил отлежаться день-другой, передохнуть малость. На следующее утро в воскресенье пошли всей семьёй в церковь – ту, что ближе, расположенную недалеко от Иртыша, в подгорье на Немчиновской улице. Небольшая кирпичная церковь в форме корабля¹⁹ с восьмигранным куполом, во имя Богородицы Казанской, построенная когда-то на средства купцов Нерпиных.

Тара – старинный сибирский город. Богатый, купеческий, со своими производствами. Кроме многочисленных церквей, шесть больших каменных соборов, построенных на купеческие деньги, стояли по берегу реки, но не Иртыша. Первоначально Тара строилась не вдоль Иртыша, где была излучина, и не вдоль реки Тары, где низинное, топкое место, а вдоль впадающей в Иртыш речки Аркарки. Была в Таре и своя мечеть, тоже стоявшая рядом с православными храмами, на берегу реки. Были и костёл, и синагога. На центральной площади города выстроен гостиный двор, где продавались необходимые для жизни товары. Добротные деревянные дома стояли на больших улицах преимущественно двухэтажные, и выделялись каменные, купцов Нерпиных, Немчинова, торговый дом купца Балыкова, изящной деревянной архитектуры дом купца Носкова, купцов Пятковых, Канаревского, Рамма… Первую партию – десять пудов невиданного доселе в России чая в 1659 году привёз уроженец Тары боярский сын Иван Перфильев. Привёз на пробу - как понравится, как приживется… После этого чай из Китая пошёл по Великому чайному пути, в центре которого оказалась Тара, а после основания и перенесения туда Московско-Сибирского тракта – Омск. Здесь чайный поток раздваивался: на Москву и северную Европу - одна ветка, другая – через Казахстан на юг. Теперь чайная торговля поутихла. С прошлого века чай стали возить по морю, напрямую.

Храмы в Таре все каменные, высокие просторные, строгие – богатством не блещут, но иконы все старого письма – восемнадцатого века. Ещё в допетровские времена бежали в Сибирь староверы, спасаясь от церковных реформ, чтоб сохранить вековой уклад жизни. Не меньше бежали и во времена Петра I. Поборники старого благочестия вносили в общественную жизнь строгость и чистоту нравов, хотя и жили отдельно и в общественной, да и в церковной жизни не участвовали, в общую церковь не ходили, жили в скитах. Но к церкви здесь все относились серьёзно, строго, не допуская не только новшеств, но даже малейших послаблений и компромиссов - из года в год ревностно исполнялось всё, что было заведено когда-то. Ещё и теперь в Таре жива память о «Тарском бунте», инициаторами которого были старообрядцы.